По таёжной реке Бикин

Со дня обнаружения гнезда я не переставал со страхом думать о том, что совята вот-вот улетят и я больше никогда их не увижу. Но дни шли, а птенцы рыбных филинов продолжали находиться в дупле. И поскольку мы встречались каждый день, а кроме того, и все ночи, я не замечал роста совят. От мысли взвешивать их я отказался сразу же, так как, чрезмерно обеспокоенные, они. могли раньше времени вылететь из гнезда. Меня же больше всего интересовал естественный ход событий. Приходилось терпеливо ждать.

Пятнадцатого мая старший птенец, тот, который несколько побольше ростом, увидя меня словно впервые, вдруг рассердился. Перья на нем поднялись дыбом, он распустил веером крылья и, переваливаясь с ноги на ногу, раскачиваясь всем телом, угрожающе защелкал клювом. Так при опасности поступает большинство сов. Но мои совята этого еще ни разу не делали. Что ж, вот и доказательство того, что филинята не только растут, но и постепенно приобретают привычки взрослых птиц. Конечно, «испугавшись», я поспешил слезть с дерева. Совенок, казалось, был удовлетворен. Уверовав в свои силы, он еще долго продолжал пыжиться. Он был доволен собой, а я им. Забавно, что, прогнав меня, он с гордым видом обернулся к спрятавшемуся за его спиной брату, смерил его, как мне показалось, презрительным взглядом и для порядка еще раз щелкнул клювом. Тот растерянно замигал веками. Однако такой реакции нашему герою оказалось недостаточно, и он дерзко наступил брату на лапу. Но это было уж слишком. Рассерженно процедив: «Чив-чив-чив-чив», младший птенец освободил свою ногу и, отвернувшись от хвастуна, уставился немигающими глазами в стейку дупла. Кстати, «чив-чив-чив-чив» на языке птенцов рыбных филинов означает что-то вроде ругательства средней крепости и произносится как хорошо заученная скороговорка. Тот, кто ругает, чаще всего бывает прав.

Вообще-то надо отметить, что нрав у птенцов рыбных филинов на редкость спокойный. Незначительные, неизбежные при жизни в тесном дупле кратковременные ссоры носят преимущественно декоративный, показной характер. Грубой злости по отношению друг к другу я у них никогда не наблюдал. Очень редко большой совенок на правах старшего брата покровительственно трепал за загривок младшего, когда тот делал что-то не то. В тех редких потасовках, которые изредка все же возникали, не ощущалось стремления сильнейшего обязательно изничтожить противника.

Вот характерная сценка из жизни совят в дупле. Филинят больше всего привлекали друг в друге голые пальцы ног. Стоило одному из них забыться и нечаянно выставить из-под свисающих рыхлых перьев живота голые синеватые пальцы, как их сразу же замечал и схватывал второй птенец. Это была игра в охоту. Но кому же может быть приятно, если его хватают за ноги? В момент все шестнадцать пальцев четырех ног птенцов оказывались спутанными в единый гордиев узел. Рассерженные совята начинали клевать этот клубок, но, ущипнув по нескольку раз свои же пальцы, приходили в замешательство. В конце концов один из них, совсем не обязательно тот, кто затеял эту игру, догадывался перенести свой гнев на голову брата. Он клевал его в шею, тянул за «ухо». Вот уже сцепились два серых клюва, и почти возникла настоящая драка. Но бороться со сцепленными ногами неудобно. Кто-то первым разжимает пальцы. И к явному удивлению драчунов, оказывается, что ссориться, собственно говоря, уже не из-за чего. И страсти утихают так же скоро как и возникают.

Или вот еще один пример. Почти за полторы недели до вылета из дупла совята серьезно начали готовиться к этому важному событию. Тренируя крылья, они регулярно принимались махать ими. Но в дупле было тесно, и они без конца ударяли крыльями друг друга. Обиженный, получив очередной хлопок по оттопыренным «ушам», выходил из себя, предупреждающе щелкал клювом, вцеплялся им в перья обидчика и тряс его. И хотя со стороны могло показаться, что один птенец задает другому серьезную трепку, ни одно перо при этом не только не вырывалось, но и не ломалось. Мир воцарялся сразу же, как только исчезала причина недовольства.

Даже распри из-за пищи у птенцов происходили редко. Конечно, навстречу родителям они устремлялись, отталкивая друг друга «локтями». Часто один из них смотрел с нескрываемой завистью, если другому удавалось опередить его и завладеть принесенной родителями добычей. Но она принадлежала тому, кто схватил ее первым. И более крупный птенец очень редко пользовался своей силой и отнимал пищу у меньшего. Казалось, он считал более достойным жалобно свистеть, торопя родителей вновь улететь на охоту, нежели пытаться вырвать корм изо рта брата. Правда, обладатель добычи тоже не терял времени даром, и отвоеванная в честном поединке лягушка незамедлительно, всего раз махнув в воздухе безжизненными длинными лапками, исчезала в его утробе. Крупную добычу, например килограммовую амурскую щуку, птенцы обычно поглощали совместно, поочередно завладевая ею и отщипывая маленькие кусочки.