По таёжной реке Бикин

Несколько дней назад дерево с дуплом рыбных филинов посетил черный дятел — желна. Это довольно крупная птица, ростом с ворону. Рыбный филин-самец, дневавший вблизи гнезда, сразу же приметил дятла, на всякий случай втянул голову в плечи, замер и прикрыл глаза. Даже когда дятел с шумом уселся на гнездовое дерево, самец не пошевелился. Желна деловито долбил ствол и улюлюкал на весь лес.

Иначе прореагировали на желну филинята. Они тоже сперва затаились, но долго находиться в неподвижности было выше их сил. Глаза они и не думали закрывать. Напротив, они не сводили с большого черного дятла своих светлых, ставших в последние дни лимонно-желтыми очей. Куда по дереву скачками передвигался дятел, туда же медленно поворачивались две большеглазые головки совят. Лишь когда желна оказался совсем рядом с дуплом, они, испугавшись большой черной птицы, замерли, перестав двигаться. Однако, если взрослые птицы, желая быть незамеченными, обязательно прикрывают глаза, у филинят они были широко раскрыты. Даже рот у одного из птенцов остался распахнутым. В такой позе они и оставались, пока желна не перелетел на другое дерево.

Еще догорали последние лучи солнца, когда из черной тучи, приползшей с северо-востока, на притихший лес хлынул настоящий тропический ливень. Гнездо рыбных филинов — полудупло: передняя его половина открыта небу, вторая часть — глухая ниша. С первыми же каплями меньший совенок спрятался в нише. А более крупный как стоял на краю дупла, так и оставался здесь все время, пока лил дождь, даже не пошевелился. Только свистеть перестал. С последними каплями дождя совенок переступил с ноги на ногу и как ни в чем не бывало принялся снова свистеть, напоминая родителям, что он голоден. Но тут дождь пошел снова. Очевидно подражая старшему птенцу, к краю дупла подошел второй совенок. В этом поступке был определенный расчет: здесь, под дождем, хоть не прозеваешь прилет родителей и не останешься голодным.

Ну и жалкий же вид у промокших птенцов! Перья на голове превратились в темные сосульки. Головки стали непривычно маленькими. Сами совята из охристых превратились в темно-бурых. Зато белая отметина на темени стала контрастно выделяться. В сумерках, на фоне темного дупла, только и видны эти отметины да четыре блестящих глаза.

Так проходило детство рыбных филинов. То вымокнут, то просохнут. То поссорятся, то тут же помирятся. То поохотятся за мухой или маленькой птичкой, то напугаются дятла. То барсуки завладеют их вниманием, то резвый бурундук заставит учащенно забиться их маленькие, но уже охотничьи сердца. Не было только скуки. Была вереница важных событий. Лишь сильна проголодавшись, филинята забрасывали все дела и принимались свистеть на весь лес. Ведь они были все же маленькими. Сами охотиться пока еще не могли и не умели. Они ведь дети, хотя с виду их уже трудно отличить от взрослых рыбных филинов…

Размеренная жизнь

Моя жизнь была полностью подчинена жизненному ритму моих подопечных. Когда бодрствовали они, не спал и я. Когда они, намаявшись за ночь, разморенные теплым солнцем, засыпали, я принимался за свои личные дела. А они разнообразны. Сегодня, к примеру, я взялся заготавливать впрок дрова. К этому меня побудило не только естественное стремление иметь регулярно горячую пишу, но и взятая напрокат у удэгейцев бензомоторная пила «Дружба-4».

Техника, очевидно, слабость большинства мужчин. Пила и я тряслись, как в лихорадке. Фонтанировали опилки. Треск движка, должно быть, был слышен в Красном Яру. Одна за другой с грохотом валились на землю сушины, и мне казалось, что во всей тайге нет существа сильнее меня. Между прочим, подобные ощущения вызывал у меня и мотор, установленный на лодке. В прежние годы, когда приходилось вступать в единоборство с Бикином, пересекая его с одним шестом, я представлялся сам себе слабым и ничтожным. Но как раз тогда мои мускулы были тверже камня. Теперь же, с моторной лодкой, без должной физической нагрузки, я вряд ли окреп за лето. Однако мне кажется, что именно в этом сезоне я необыкновенно силен…

Я сижу на биваке, возле штабеля свеженапиленных дров. Вдруг со стороны гнездового участка рыбных филинов доносится свист-плач птенцов. Смотрю на часы. Сейчас только пять часов дня. У меня еще не просохла рубашка от возни с «Дружбой». Приходит мысль: не я ли разбудил птенцов? Ведь им же положено еще спать по крайней мере час! Но делать нечего. Даже не поужинав, ухожу к филинятам.