И тут мы снова вынуждены обратиться к Яну Полянскому и его «польской версии». А куда денешься? На сегодняшний день это, пожалуй, единственная серьёзная аналитическая попытка создания полноценной теории возникновения «Таганки»/«Централки».
Так вот, Полянский, отстаивая своё предположение о том, что «Таганка» была создана польскими офицерами на основе танго «Тамара», приходит к выводу, что «Таганка» — вовсе не блатная песня! Он пишет:
«В тексте “Таганки” нет ни одного блатного слова, ни одной фени, сам строй песни отличается от блатного жанра, нет оборотов, присущих блатному языку. И посмотрите, какими эпитетами наделяет свою любимую автор текста! Разве это возможно в блатном жаргоне, по фене, — разве это слова пацана?! Текст песни написан культурным, интеллигентным человеком. Поэтому относить эту песню к жанру “блатные”, как написано в Вики, по меньшей мере безграмотно. Кому придет в голову назвать песню, романс “По диким степям Забайкалья” блатной?! “Дорога дальняя, казенный дом” — это уже просто хрестоматийные слова, в которые облекает цыганка нерадостные предсказания. Они пришли на ум камерному сидельцу первыми, когда вспомнилось Цыганское танго».
Откровенно говоря, эти рассуждения нелепы. Даже с точки зрения стилистической: меня совершенно умилил оборот «нет ни одной фени». Вообще-то слово «феня» обозначает уголовный жаргон в целом, поэтому говорить об одной, двух, пяти и так далее «фенях» — безграмотность полнейшая. Я даже оставляю за скобками то, что определение «феня» давно уже в уголовном мире считается лоховским, чаще всего им козыряют разве что малолетки и так называемые гопники. В среде сидельцев на вопрос «Ты по фене ботаешь?» обычно следует стандартный презрительный ответ: «А ты по параше лётаешь?» Так опытный арестант «выкупает» «фуцана» — приблатнённого лопуха, который пытается «гнуть пальцы» (выдавать себя за бывалого арестанта).
Впрочем, в переписке со мной Полянский сообщает: «Я не занимаюсь исследованиями ни истории музыкальных произведений, ни тем более историей УИНов НКВД-МГБ-КГБ. Всё это всплывает попутно, когда меня заинтересует то или иное музыкальное произведение. Я не спец ни по блатному жаргону, ни в части музыкальной грамоты. Потому спорить не берусь».
Однако в том-то и беда, что —
Тогда бы он, в частности, с удивлением узнал, что во многих так называемых блатных песнях совершенно не используется уголовно-арестантский жаргон. Например, совершенно нет жаргонных выражений в одной из старейших «истинно воровских» песен — «Судьба» (её особо отмечал Варлам Шаламов в очерке «Аполлон среди блатных») или в более поздней «Волны Охотского моря шумят». Практически отсутствует блатной жаргон и в широко известных «Идут на Север этапы новые», «На Колыме, где тундра и тайга кругом», «Не печалься, любимая» и др. Нередко в песнях гулаговских сидельцев речь идёт о любви, страданиях, расставаниях и встречах. В этом смысле как раз «Таганка» оказывается куда более приблатнённой, чем многие арестантские и воровские песни.
На это вынужден обратить внимание даже сам Полянский, который искренне недоумевает: «Есть некие неясные моменты. С одной стороны, Таганка ждет парнишечку “по-новой”. Он что, ещё на свободе? Он прежде бывал, сиживал здесь? Мне думается, что эти слова привнесены сокамерниками молодого человека, к тому же плохо знавшего русский язык. Ведь в то время в камерах народу было набито, как сельдей в бочке, уголовники сидели вместе с политическими (а польские военнопленные считались политическими заключёнными). Отсюда и ставка на бубновую даму и выпавший пиковый туз — привнесение блатного духа в содержание песни. На самом деле молодой человек сидит в камере: и ночи полные огня, и медленно текущие дни, и кругом решётки… Так что, возможно, поляку помогали сочинить текст и сокамерники».
Здравствуйте, приехали… Выходит, неведомый польский офицер ещё и по-русски плохо говорил! Но при таких исходных данных ничего путного — тем более в стихах — на чужом языке написать невозможно. Это исключено, как говорится, по определению. Но дело даже не в том. С одной стороны, Полянский пытается доказать, что песня — «не блатная», с другой — сам же утверждает, что мифическому поляку её помогали сочинять… блатари-рецидивисты! Отсюда и тюрьма парнишечку ждёт «по-новой» (чисто блатное выражение), то есть он там уже бывал (возможно, не раз). Мы уже не говорим о варианте «Централки», где парнишечка оказывается «потомственным босяком» и повествует, что сидит в камере, где чалились его дед и отец. Так зачем огород городить и доказывать, что песня — не блатная, раз (даже по Полянскому) блатари принимали в её создании активное участие и это отразилось в содержании?
Кстати, о «парнишечке». Его автор «польской версии» тоже не забыл упомянуть:
«…И ещё одна деталь. В “Таганке” юноша именуется “парнишечкой”.