На чём основано аргентинское танго? Поначалу у себя на родине (где оно появилось в 1880-е годы) оно возникло и пользовалось особой любовью в криминальной, порочной среде. Его обожали уличные преступники и сутенёры. Затем оно обрело популярность среди высшей иерархии преступного мира. Последнее замечание относится и к одному из самых популярных образчиков аргентинского танго — «Початок маиса» Анхеля Виллольдо. Его название «El Choclo» к кукурузе (маису) имеет отдалённое отношение. Как рассказала после смерти композитора его сестра Ирена Виллольдо, автор посвятил танго одному из самых свирепых криминальных авторитетов Буэнос-Айреса, носившему эту кличку. Своё прозвище тот получил за светлый цвет волос, который в Аргентине называют «кукурузным» (а в России — «пшеничным»). Он «держал» район Буэнос-Айреса Хунин-и-Лаваль, где находились публичные дома, и собирал дань со всех местных сутенёров. Любопытно, что в русской «низовой» версии текста «E1 Choclo» — «На Богатяновском открылася пивная» (с 1950-х годов более популярен вариант с Дерибасовской) рассказывается как раз история сутенёра («шмаровоза») и его девочек.
В отличие от аргентинского, из польского танго полностью исчезает взрывной надрыв, порывы жестокой страсти, агрессия, душевные бури и пожары. Ежи Плачкевич отмечает: «С каждым проходящим годом особенности польского танго всё меньше и меньше походили на свой аргентинский прототип. Чем больше танго было написано в качестве местной продукции, тем меньше становился интерес к зарубежной. Ритмическая основа польского танго была деликатной и обычно медленной. Оркестровка оставалась в тени первого голоса — запоминающейся мелодии… Танго стало своего рода сентиментальной экспрессией с меланхоличным и даже депрессивным мотивом. Таковыми были темы стихов, и музыка явно соответствовала текстам по настроению. В припевах было что-то, что можно назвать “душераздирающей” эссенцией, и это, я думаю, способствовало их повышенной популярности, а популярность привела, как обычно, к увеличению спроса на новые произведения в этом плане. Другими словами, настроения тоски и ностальгии были на переднем плане в танго, созданных польскими композиторами». Так вот, именно на такую музыку и легли слова «Таганки».
Для нашего очерка крайне важно и то, что жанр польского танго возник… под явным влиянием русской музыкальной культуры. Тот же Ежи Плачкевич пишет об этом (разумеется, как истинный поляк, походя выливая поток грязи на «клятых москалей»):
«Большинство из тех композиторов и поэтов, родившихся в Польше и получивших польское артистическое и музыкальное образование, на самом деле были еврейского происхождения и много лет жили под бременем русской оккупации и влияния. Эти обстоятельства до некоторой степени объясняют их художественный выбор и склонность к ностальгическим краскам в созданной ими музыке».
Полная чушь. В 1930-е Польша была самостоятельным государством, и ежели еврейские поэты и композиторы «жили под бременем русской оккупации и влияния», как это могло объяснить «ностальгические краски» в созданных ими танго? Они что, тосковали по утраченной оккупации и влиянию?! Зачем ностальгировать, обретя свободу от «проклятых оккупантов»?
Конечно, в Польше того времени действительно было немало людей, которые тосковали по утраченному прошлому. К началу 1930-х годов здесь обитало около 140 тысяч русских эмигрантов — в основном «первой волны», то есть бежавших после революции и Гражданской войны: военные, аристократы, духовенство, купечество, интеллигенция… Польша в течение ста лет была западной окраиной Российской империи, здесь русский язык знали почти все, высоко ценили русскую культуру — в том числе русскую песню.
То есть речь идёт не о «бремени», а о благотворности русского культурного влияния, симбиозе польско-русской культуры, в том числе музыкальной. Музыковед Георгий Сухно отмечает:
«Популярность русских песен и романсов в Польше была столь велика, что многие польские композиторы сочиняли “русские танго”, “русские фокстроты”, “русские вальсы”, используя русскую экзотику…»
Варшава становится ярким центром русской эмигрантской культуры. Вот где следует искать корни экзотического феномена — польского танго. Вот откуда в нём печальное расставание, горькая томная обречённость, постоянные цыганские темы. Всё это вытесняет из польского танго аргентинскую страсть, жестокий надрыв, истерические ноты, настроения любви-вражды, любви-ненависти.
Итак, звалась она «Татьяной»?
Но не будем углубляться в специфику польского танго. Достаточно заметить: Полонский прав в том, что «Таганка» явно создана по принципам этого жанра.
Но вот является ли исходным источником «Таганки» именно танго «Тамара» и попало ли оригинальное танго в ГУЛАГ после оккупации Польши в 1939 году?