Вот здесь есть множество возражений. Кое-что мы уже приводили: мелодия «Тамары» не имеет ничего близкого с «Таганкой»/«Централкой». За исключением того, что первое слово припева является обращением и состоит из трёх слогов с ударением на втором (Тамара — Таганка). Однако таких танго в довоенной Польше и без «Тамары» было достаточно. Например, «Морфина», где к тому же повторяются первая и третья строки. Размер стиха несколько иной — ну, так он не совпадает с размером «Таганки» и в «Тамаре». Или танго «Фернандо» в исполнении Веры Гран, где обращение повторяется в двух подряд начальных строках. Есть у «Тамары» и другие соперники. Например, популярнейшее танго «Марушка» в 1930-е годы на пластинки в Польше записывалось шесть раз.
Полонский, проводя параллели между «Тамарой» и «Таганкой», большое значение придаёт цыганской теме и теме разлуки: «В танго “Тамара” речь ведётся от имени юноши, влюблённого в юную цыганку. Он прощается с нею. Им не суждено больше увидеться, поскольку цыганский табор снимается, и пути влюбленных расходятся. В “Таганке” тоже речь ведётся от имени юноши, “парнишечки”, который, попав в “Таганку”, мысленно обращается к своей любимой, прощается с нею. Песня начинается с упоминания цыганки. Не потому ли, что автор вспомнил и подбирал слова под “Цыганское танго”? В конце говорится, что их любовь останется глубокой тайной. А почему влюбленные из своей любви делали тайну? В “Тамаре” — понятно: у цыган связь девушки из табора с не цыганом была предосудительна, даже недопустима… Но почему влюбленный юноша, находясь в “Таганке”, говорит о тайне их любви? Мне думается, что автор текста “Таганки” просто припоминает и повторяет слова танго. Значит, автор “Таганки” хорошо знает, любит польскую эстраду предвоенных лет».
Прежде всего, насчёт «недопустимости» отношений между цыганкой и гаджё (не цыганом). Такого строгого запрета нет. Разрешаются даже браки с гаджё. Многие русские дворяне брали в жёны девушек из табора. Да и уголовный мир Советской республики был тесно связан с цыганским, вольные красавицы легко сходились с блатарями. Так что ничего «исключительно цыганского», «неестественного» в последнем куплете нет: уголовник, обращаясь к любимой, говорит, чтобы девушка его не ждала, а их любовь останется тайною.
Цыганская тема для европейской музыки тех лет традиционна. К «Таганке» куда ближе польской «Тамары», например, немецкое танго «Zigeuner» («Цигойнер», то есть цыган). Кстати, припев его начинается с обращения, которое легко перекроить и на «Таганку», и на «Централку». К тому же в августе 1937 года пластинку с этой песней выпустил и советский Грампласттрест. То есть эта запись действительно могла теоретически послужить хотя бы какой-то основой для «Таганки» или «Централки» — в отличие от «Тамары», о которой, по утверждению Яна Полонского, советский слушатель не имел понятия.
При желании подобного рода «первооснов» арестантского танго можно найти немало. И всё же при отдаленном гармоническом созвучии все эти произведения не могут претендовать на то, чтобы называться оригиналом, который подвергся переделке и обратился в тюремное танго «Цыганка с картами»!
И вот тут в наших разысканиях вроде бы вспыхивает слабый луч надежды. На портале «Поэтическая речь русских. Народные песни и современный фольклор» я наткнулся на любопытную запись, которая относится к 1984 году. Вспоминает москвич, физик Михаил Левин, 1921 года рождения:
«Песня “Таганка, ночи полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня”: прототип — эстрадная песня 1930-х:
Но насколько это сообщение соответствует истине? Мне не удалось отыскать ни малейшего упоминания об этой песне где-либо, кроме как у Левина.
Больше похоже на предположение типа гадание. Нечто похожее мне встретилось во время обсуждения «Таганки» в Википедии. Некто А. Кайдалов задаёт вопрос: «А не кажется ли вам, что сначала текст, вероятнее, был таким: “Цыганка, те очи полные огня, цыганка, зачем сгубила ты меня?” Дальше могу лишь предположить, сейчас подумаю. “Цыганка, я твой навеки фигурант, теперь вся юность и талант в твоих руках”».
Предположение Кайдалова вызвало возмущённые возражения: «Это позор какой-то, и не имеет отношения к песне “Таганка”»; «Да, действительно, это просто пародия… ни за одним застольем “Таганку” в таком исполнении я не слышал».
Между тем ничего возмутительного в подобных версиях нет. Это всего лишь значит, что людям бросается в глаза наиболее вероятный принцип заимствования и переделки текста. В самом деле, первые строки припева «Таганки»/«Централки» прямо ассоциируются с поэтикой «жестокого романса», а уж «очи, полные огня» — типичное стихотворное клише в русской поэтической традиции. То есть воспоминания Левина вполне заслуживают внимания. Причём не только по основаниям, приведённым выше. Есть и другие причины.