По тундре, по железной дороге: и вновь звучат блатные песни!

То есть, по сути дела, Губерман приравнивает включённый на всю ночь свет к изощрённой пытке. И не он один. Например, Наталья Радина пишет в материале «Пытки в “Штази” и беларуском КГБ. Сравнительный анализ»:

«Меня больше всего потрясло, насколько одинаковы методы пыток в отношении женщин в Министерстве государственной безопасности ГДР 40 лет назад и Комитета государственной безопасности Беларуси сегодня…

Тюрьма “Штази”: “Людей лишали сна, заставляли стоять, сутками не выключали свет. Не выдавали одеял, и зимой они мучились от холода”.

Тюрьма КГБ: Свет в камерах горел круглосуточно. Закрывать лицо платком или одеялом, чтобы яркая лампочка не светила прямо в глаза, было запрещено. Если мы это делали, могли заглянуть в камеру и приказать открыть лицо. Когда мы с Ириной Халип объявили голодовку в знак протеста против незаконного ареста, по ночам лампу дневного света перестали менять на тусклое ночное освещение. Яркий свет горел 24 часа в сутки, а нам было велено спать лицом к “кормушке”».

А вот информация из другой братской славянской страны: «Экс-премьер Юлия Тимошенко подвергается издевательствам в колонии в Харьковской области, куда она была переведена из СИЗО в Киеве. Об этом заявил защитник Тимошенко депутат Сергей Власенко. По его словам, Юлия Тимошенко не получает в колонии надлежащей медицинской помощи, а в её камере круглосуточно горит свет».

На сайте «Планета Китай. О чём не пишут путеводители» размещён материал «Один день в китайском СИЗО», где автор, который побывал в этом милом заведении, вспоминает:

«22.00. Время отбоя. Я бы хотел сказать, “гасить свет”, но потом вспомнил, что они никогда, никогда, никогда, никогда не выключали свет в камере. Сверхъяркий флуоресцентный свет действует на нервы 24 часа в сутки, так что я в конечном итоге спал с завязанными глазами. Я сделал повязку из рукавов футболки».

Итак, в представлении обычных людей «ночи, полные огня» — это пытка. Однако тюремное танго под этим определением подразумевает вовсе не бездушный и наполняющий усталостью свет, как у Волкова. В «Таганке» это — явно позитивная, положительная характеристика света.

И всё же мы были бы неправы, если бы слепо полагались лишь на приведённые выше свидетельства и оценки.

Как бы ни показалось странным, с точки зрения блатных как раз ночная пора и есть самое время для развлечений. Днём «начальнички» бодрствуют, больше контроля, коридорные вертухаи чаще посматривают в глазок… Ночь в этом смысле куда вольготнее. Так было и прежде, то же самое и сейчас. Ночь — самое время для «шпилева» (азартных игр), для того, чтобы погонять по кругу чифирбак с густым, горьким, поднимающим настроение напитком, для весёлых базаров-разговоров, для серьёзных «разборок по понятиям». И не дай Бог ежели кто-то из арестантов попросит говорить потише! Это — серьёзный «косяк», нарушение традиций… В тюрьме отбоя нет.

Так что в песне всё вроде бы к месту, «по уму». Разве что некоторая несостыковка: сначала — восхищение «огненными ночами», а следом тут же — скулёж по поводу «тюрьма сгубила босяка»…

Очень любопытны в этом смысле наблюдения писателя Эдуарда Лимонова. Вот цитата из его книги «В плену у мертвецов», глава «Разговор с русской интеллигенцией»:

«Ночью в тюрьмах не выключают свет. До свободных людей этот феномен не доходит, как до жирафов. Да им и всё равно. Сколько раз я слышал известную блатную песню: “Таганка, о ночи полные огня! / Централка, навек сгубила ты меня! / Я твой бессменный арестант / Погибли юность и талант / В твоих стенах…” Слышал и не понимал истинного смысла. А когда сам оказался в тюрьме, всё встало на свои места. Ночи, полные освещения, не “огня”, конечно, это автор для рифмы “огня” подсунул, чтобы срифмовать с “меня”. Во всех тюрьмах, в Бутырке и Матроске, в девичьей Шестёрке, в Пятёрке, на Пресне, да повсюду — ночами и днём находятся зэки в жёлтом тумане света, достаточном для того, чтобы старшой в глазок мог обозреть их несчастные тела. У нас в Лефортово, в дополнение к вечному слабому свету (лампочки постоянно меняют) наши зелёные военные унтера требуют, чтобы мы не закрывались с головой. Они боятся, что под покровом одеяла ускользнёт от них зэк, уйдёт из жизни в мир иной, натянув на голову пластиковый пакет или удавку, разгрызёт себе вены под одеялом, взбрыкнет ножками и до свиданья! А правосудие останется неудовлетворённым, облизываться… Я защищаюсь от света следующим образом: складываю полосой вафельное полотенце и кладу его на лоб и глаза. Так и сплю…

Обычно я тотчас засыпаю. Несмотря на то что сокамерники начинают возиться именно после отбоя. Поскольку их лишают телевизора, выключая розетку без церемоний, сокамерники начинают двигаться, производить большой шум…»