Читаем По велению Чингисхана полностью

– Все отмучаемся, придет время, – отвечал довольный Аргас. – Но лучше еще немного помучиться на земле, чем блаженствовать на небесах! А лесистые горы – это не степь! Тут за каждым деревом может стоять человек с луком, а в каждом овражке может укрыться добрая сотня всадников… Тут только и следи: где сорока затрещала, где куличок засвистал, где сторожевая веревка натянута… Это вам не степь…

Чимбай прервал его:

– Что же, – сказал он, – будем осторожны. Со мной отправятся Аргас и ты, Най. Остальные встанут у подножия гор в оврагах. Может, понадобится прочесать лес… Хорчу останется вместо меня. Я сказал!

Судьба боится храбрых. Решение было принято, и тойоны с ним смирились. Теперь все их мысли направлялись только на исполнение следующих приказов. Это и отличает военных людей от мирных скотоводов, разболтавшихся за бурдюком кумыса.

* * *

Грозные очертания гор на горизонте казались близкими, но до подножия их шли несколько дней. Сизая дымка, которой подернуты были зубцы горных пиков, превратилась в плотный полог серых туч, разрешившихся маленьким дождем. Промокшие до зубовного лязга люди терпеливо стыли в ожидании тепла, когда их рассредоточили по два сюна вдоль горной подошвы. Уже только потом разбили сурты, согрелись перед тем, как уйти на охоту.

Мэгэн, назначенный в погоню, разделился на три составляющих звена и отправился в путь. Чимбай присоединился к звену Ная. Аргас и три его сюна шли слева, а Едей с равноценными силами – справа.

Аргас был доволен, что и его нукерам выпало идти в такой необычный поход, что обустройство похода было умным и понятным, как рисунок на влажном песке. Два сюна он разделил на арбаны, впереди которых шли еще по два разведчика. Беспрерывную связь между частями осуществляли юноши-порученцы, доносившие о взаимодействии крыльев и центра, – такого в старину не водилось. Кроме сигнального барабана, пожалуй, ничего не осталось от времен давних походов Аргаса. И он должен чувствовать себя неуверенным, однако уверенность и бодрость его не покидали – он знал лес.

После затяжного дождя лес дурманил степняков своими запахами. Непривычно было и исчезновение линии горизонта, люди ощущали себя среди деревьев словно бы посаженными в мешок. Глаза многих лихорадочно блестели.

«Это хорошо… – думал Аргас, покручивая ус и усмехаясь своим мыслям. – Такой поход научит их многому… Надо знать не только степь и лес, но и воду».

Аргас вспоминал рассказы бывалых людей о стычках с лесными народцами, да и сам многое мог бы рассказать. Молодым полезно будет узнать, как, спасаясь от преследования, лесовики делают чучела, усаживают их вокруг костра, а сами прячутся в кустах и за деревьями. Когда ослепленные не столько яростью, сколько светом костра преследователи нападают на якобы ничего не ожидающего врага, то засадные воины расстреливают их из луков. Луки их клеются из трех пород дерева: ели, березы и черемухи, пропитываются смолами и усиливаются костяными накладками, их бой очень силен, гибелен и для лошадей. Да и сама лошадь в гористой тайге становится не боевой, а тягловой силой: огромные, в несколько обхватов деревья стоят плотно, как стены каменистого ущелья. Чащобы густы до того, что и руку, кажется, некуда просунуть, а в глубине их – гниющие буреломы, объезжать которые приходится зачастую по еще глубокому снегу, где грузнут лошади. В тех же рассказах бывалых людей гибель отрядов всегда увязывалась с потерей лошадей.

«Надо слушать птиц! – вспомнил Аргас, думая о привале и расстановке караулов. – Часто птицы оповещают об опасности… В степи караульный видит все далеко вокруг, а здесь нужен не только глаз, но и ухо…»

Три дня шли без передышек и прошли всего-то около семи кес. Следов мэркитов не обнаружили, и люди измучились без привала и перегорали без отчаянных степных погонь. Шел четвертый день пути, когда прискакал порученец третьего сюна и сообщил о замеченных на перевале неизвестных всадниках. Аргас приказал – продолжать наблюдение, а сам отправил вестового в ставку. И события закрутились, как вода в омуте: человек, прибывший снова из третьего сюна, донес, что два сюна мэркитов затаились в одной из лощин. Возможно, они надеялись укрыться от погони в глубине этой лощины, а возможно, что остановились для пополнения припасов съестного, затеяли облавную охоту. «В охоте мы их опередили! – со злорадством подумал Аргас. – Это добрая примета!»

Он велел тойонам двух сюнов пройти в тыл мэркитов и перекрыть им отход по лощине. Лесные дебри не укрыли мэркитов от разгрома в краткой схватке, но, кроме тридцати погибших и двенадцати раненых с их стороны, еще трое вырвались, уходя выше в горы. Погоня могла завести в засаду.

– Никуда они не улетят, – удерживал разгоряченных боем нукеров Аргас. – Улетят – так в пропасть… Отдыхайте!

Плененных мэркитов с охраной отправили вниз и встали на дневку, чтобы с восходом солнца двинуться выше в горы.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза