По велению Чингисхана

Эти пылкие, преувеличенные не в меру рассказы явно нравились хотун, почти восхищали ее, и она с веселой пристальностью то и дело взглядывала своими раскосыми продолговатыми глазами на героя их. Воодушевленный этим, старик еще более распалялся, живописуя их странствия и приключения. Кучулук едва ли не сгорал от стыда, не в силах поднять глаз, пытался даже тайком толкать в бок наставника, а когда это не возымело никакого действия, произнес:

– Да хватит, это уж слишком. Рассказывай без всяких отступлений и преувеличений!

– Пусть говорит! – озорно хохоча, защищала старика хотун. – Мне это очень даже нравится!

– Я ничего не преувеличиваю, рассказываю все, как есть! – не уступает, будто бы даже оскорбляется Кехсэй-Сабарах. – До таких лет дожил, но еще не был уличен во лжи. Это и свидетели подтвердят.

– Так-то оно так… – потемнел лицом молодой хан. – Но кости этих самых свидетелей лежат в подножиях горы Накы, по берегам Иртыша…

Так живо начавшийся, так весело продолжавшийся разговор пригас – как костер, в который плеснули воды… И тогда хотун умело переменила его тему:

– Ты мудрый старик, я вижу. Расскажи нам про наших великих предков, когда еще такой случай представится. Ведь мы, называющие сегодня себя кара-китаями, то есть северными китайцами, и вы, найманы, все родом от одних и тех же киданей. Как-то недоверчиво относишься к многим легендам, но люди, называющие себя знатоками старины, твердят, что все это истинная правда.

– Отсюда до восточного байгала, до моря, примерно пятьсот кес, столько земель… Не просто уместить это в умы простых людей, – начал Кехсэй-Сабарах. – Времена, когда наши предки завладели Северным Китаем, называли эпохой Илляя.

– Что это значит?

– Илом называют не такое устройство страны, когда все держится на угнетении одними других, а добровольное объединение многих родов и племен, народов.

– Так говорят же, что сейчас монголы распространяют про себя слух, будто это они Ил организовали? – вставила слово хотун.

– Всё это их разговоры, выдумки, хвастовство, – Кучулук, услышав про своих врагов, посуровел. – А как на самом деле было, никто точно не знает.

– Наши предки кидани в тех суровых, холодных, не очень-то приветливых краях за короткий срок такого благополучия достигли… И сами разбогатели, и с завоеванными племенами обращались как с равными, дали им возможность расти, развиваться, образование распространилось повсюду.

– Ну, хорошо… Но как они потерпели поражение от немногочисленных джирдженов, раз были столь богаты и могучи? – спросила хотун с большим недоумением. – Как могло случиться такое?

– Да ведь джирджены и вовсе не нападали на них!

– А как же… Почему тогда?

– Наши предки в конце концов разделились на западные, восточные, южные и северные союзы, затеяли воевать друг с другом. И каким бы могучим, всесильным ни был народ, стоит ему расколоться, как все силы его дробятся, иссякают… – Кехсэй-Сабарах на какое-то время замолчал, опустив голову. – Я, как человек, проживший долгую жизнь, хочу сказать вам, молодым, следующее… Видимо, и счастье, и несчастье любого народа заключается в образе его мыслей… Сплоченный, умеющий объединяться народ не поддастся никакому внешнему врагу… Чего бы уж проще понять это? А тот народ, который не может справиться с внутренними противоречиями, с соперничеством, всяким противостоянием, вечно ссорящийся, – тот не имеет будущего, не будет развиваться дальше. Чем больше он богатеет, тем больше богатство разъедает его, а не придает сил, тем явственнее проступает его внутренняя грязь… да, грязь роскоши. Мы, тогда кидани, и были такими. Потому и разгромлены, превратились в изгнанников с собственной земли, в бродяг безродных…

– Старик, ты кстати высказал очень правильную вещь, – сказала хотун, вздохнув. – Высшие понятия, в сущности, просты – но вот придворные наши мудрецы почему-то никак не могут их понять. Они тонут в мудрствованиях, находят причины и оправдания любым человеческим, а особенно – ханским прихотям, они простое и разрешимое запутывают, как в сеть, в сложное и неразрешимое… Не-ет, простоту истины порой куда труднее понять, чем всякие сложности полуправды. Да, человека уносит, конечно, течение каждодневных забот, жизненной рутины, мелких дрязг, соперничества из-за славы и богатства, стремления вырваться вперед… Да, отвлекает все это, часто преобладает над всем остальным. А надо бы понять последствия такого и не поддаваться!.. То, о чем ты говоришь, было у вас, но есть и у нас сейчас. Корни-то у нас одни и те же…