По велению Чингисхана

– Хватит, ты заглянул слишком далеко. – У Кучулука даже в горле запершило, прокашлялся. – Лучше скажи, что, по-твоему, нам завтра ответить гур хану Дюлюкю?

– А ты проси у него должность сегуна.

– Что-о?!. Да неужели осмелюсь на такое? Как он доверит мне, малознакомому, да еще и молодому человеку, столь высокую должность?

– Почти правильно говоришь… Но, – и старик поднял значительно палец, – он обязательно задумается. Еще несколько лет назад он единолично всем распоряжался, совершенно подавил всех вокруг – так, что ни одного стоящего человека рядом не выросло, не вырастил. Так что у него сегодня нет никого, кто бы подчинил себе его огромное войско, кто повел бы его в отчаянную битву.

– И только потому, по-твоему, он должен поставить сегуном меня, которого никогда близко не знал? И как только смеешь такие мысли допускать! – Кучулук отмахнулся от него. – Сегуном должен быть самый надежный человек, которому ты безоговорочно доверяешь всё, само государство, Ил доверяешь.

– Говори, что хочешь, но нет у него такого человека, по моим сведениям, кто бы по всем статьям подходил на должность сегуна… Да и девке его этой, дочке – кого искать? Придворного болтуна какого-нибудь? Разве кто сравнится с тобой – воином, в самых суровых условиях, в одиночестве все испытания прошедшим, из десятка сражений и схваток победителем вышедшим? Тактиком отличным, почти стратегом?!

– Ну, ты скажешь тоже… Тактик – да, а стратег у нас – ты. Даже в сватовстве.

– С девкой – понятно, да и мы неравнодушны, кажется… – Кехсэй-Сабарах все наступал, не обращая внимания на смущение молодого тойона. – И, само собой, давно уже старый гур хан по-дыскивает достойного зятя. И нас из-за этого тоже, видать, к себе приближает.

– Я что-то не пойму тебя: то ты говоришь – просить должность сегуна, то теперь в зятья толкаешь…

– Поражаюсь твоей непонятливости! Кто должен стать сегуном, повелевающим всем войском? Особо доверенный, свой, близкий человек. Значит, сегуном может стать у него только зять…

– Надо же, каков хитрец!.. – Кучулук пораженно покачал головой, хотя понял-то замысел наставника раньше его слов о задуманном, чего там было не понять. – Допусти тебя, ты всех там старцев придворных, мудрецов за пояс заткнешь…

– Значит, мы так и решили. Цель стоит того.

– Ох, не знаю, на что ты меня толкаешь? Не обязанность – я бы и не стал ни к чему стремиться, толкаться здесь в это неустойчивое время, а засел бы у себя в горах, пока не прояснится.

– Так нельзя. Ты молод, силен, смел, тебе не подходят такие речи. И попомни мое слово: только сейчас у тебя начинается настоящая жизнь.

* * *

В Ставке их встретили совсем иначе, чем в первый раз. Навстречу вышли большие тойоны, сразу же проводили прямиком в белый сурт гур хана.

Все получилось почти так, как замыслил Кехсэй-Сабарах.

Сразу было видно, что болезнь неустанно точит гур хана, все сильнее гнетет его. И раньше был худощавым, а теперь усох совсем, как старый стручок. Только лицо было по-прежнему живым, решительно сверкали глаза. Видимо, он уже и сидеть не мог долго, часто вставал, осторожно ходил. Время от времени начинал как бы несколько задыхаться – и тогда, переждав, глубоко и прерывисто вздыхал. Но не отрывал изучающих, иногда пронзительно-пытливых глаз от молодого хана, внимательно прислушивался к каждому слову.

Кучулук, следуя советам старого наставника и своему трезвому расчету, достаточно четко и ясно выразил готовность, что если доверят, мог бы возглавить войско, не разу не употребив при этом слова «сегун».

* * *

Гур хана это не удивило, он воспринял его слова как нечто ожидаемое, подразумевавшееся, даже, по мнению ожидавших его реакции людей, как-то безразлично.

– Хорошо. Мы посоветуемся, – сказал он просто.

Кехсэй-Сабарах тоже удивился такому ответу. Потому что, насколько он был наслышан, до сих пор гур хан ни с кем не советовался особенно, все решал сам лично.

И с кем он мог советоваться теперь, как не с единственной оставшейся при нем дочерью?

Гостей отвели в отдельный сурт из тонкой невесомой ткани, посадили с крупными военачальниками Кара-китайского ила. Был накрыт такой богатый стол, что глаза разбегались, но они больше для виду попробовали кое-что, всеми мыслями пребывая совсем в других заботах, нежели чревоугодие.

– Вот в какой круг важных птиц мы удостоились попасть, – прошептал с усмешкой Кучулук старому воину. – А все из-за тебя…

– Молчи! Эти птицы еще будут клевать из твоей ладони…

И, конечно, не без удивления заметил он, как резко изменились поведение и нрав кара-китайских вельмож – во всяком случае, в отношении к ним, гостям.

В тот первый раз его поразил их сытый вид, роскошные одежды – богатство, казалось, и самодовольство так и прет из них. А может, так именно показалось им, оголодавшим и потерявшим все. На этот раз они выглядели намного проще.