По велению Чингисхана

«Вот живу я под самыми небесами, но что-то ни разу не замечал на них сразу два или три солнца… Говорят, на востоке Алтан-хана, подобно тебе тоже объявившего себя «солнцем», уже потеснило другое «солнце» и теперь движется в нашу сторону. Наступают времена, когда твое «солнце» встретится лицом к лицу, столкнется с тем, восточным. А я пока посмотрю на это со своих заоблачных высот, как вы обламываете лучи друг другу, и лишь потом, может быть, «луной» скачусь к ногам победителя…»

Но, конечно, вслух высказывать дерзости не позволяла наука Кехсэй-Сабараха, впитанная им с юных лет: «не говори мысли вслух, прячь свои намерения и истинное мнение в семь мешков, друг в друга вложенных. Ты должен, просто обязан вводить врагов в заблуждение, говоря то, что хотят от тебя услышать, и даже твое «нет» должно звучать как «да», а твое согласие или уступка – наоборот, как требование…»

И Кучулук отправил султану Мухаммету ничего конкретно не обещающий, ни к чему не обязывающий, но вполне дружелюбный ответ:

– Я, выросший с ранних лет сиротой, воспитал себя в преклонении перед твоим величием. Твое доброе отношение стало для меня единственной поддержкой в окружении недругов. Когда же наступит пора, я докажу свою преданность. А сейчас ряды моих нескольких мэгэнов, собранных из бродяг разных родов и племен, нестройны, вооружение у нас слабое, не хватает лошадей. И потому, к величайшему сожалению, не имею никакой возможности сейчас противостоять даже пограничным отрядам гур хана Дюлюкю, как ты предлагаешь. Ибо существует опасность, что стоит подняться против него, как тут же рассыплется, разбежится половина и без того ненадежного войска моего. Но я днем и ночью собираю, наращиваю свои силы. Верю, что течение времени и Всевышний на стороне моего справедливого дела, и да будет так».

* * *

Все было решено за один этот день.

Никто из кара-китаев не помнит подобного дня, исполненного и воодушевления, и торжества, и некой напряженности, висящей в воздухе. Сколько бы ни было в прошлом победных торжеств, что может сравниться с этим днем, когда ощутимо пошатнулся сам фундамент жизни всего Ила, но когда вместе с тревогой за близкое уже неизвестное будущее в сердца людей вошла и надежда? После многолетней спокойной, безмятежной, как водная гладь в безветрии, жизни, а затем всё нараставшей неуверенности последних лет средь угроз и с востока, и с запада, под состарившейся вконец, заметно отпустившей бразды правления властью – да, это долгожданное и все ж неожиданное событие стало подобно блеску молнии на безоблачном небе и раскату грома без туч.

Гур хан Дюлюкю срочно вызвал в Ставку все основные силы, расположенные поблизости. Эти четыре тумэна, почти половина всех войск Ила, плотными рядами заполнили едва ли не всю небольшую долину перед ханским суртом. По обычаю оглашать особо значимые, жизнеопределяющие указы на восходе солнца, глашатаи зачитали указ гур хана о назначении главнокомандующим всеми войсками – сегуном – Кучулук-хана.

Шагнув вперед, Кучулук всем естеством своим ощутил, как в него впились десятки тысяч глаз – выжидающих, изучающих, горящих надеждой, недоверчивых… Твердо и четко ступая ногами, обутыми в черные сапоги с толстыми подошвами, предназначенные для ходьбы по холодным и острым камням в горах, подошел он к тегрюку – знамени Ила с изображением золотого льва, с достоинством опустился на колени перед ним, положив левую руку на лошадиный череп, а правой сжимая круглое древко, и громко, уверенно произнес слова клятвы:

– Принимаю великое войско, не знавшее поражения с начала дней, для которого любое поле брани превращается в лоно победы!.. Даю торжественную клятву, что и впредь буду умножать его славу, что ради войска своего принесу в жертву всё, что имею и чем владею, даже и собственную жизнь!.. Я сказал!..

– Ты сказал! Мы услышали!.. – одновременный возглас тысяч и тысяч людей слился в один сплошной раскатистый гул, подобный рокоту грома.

– А сейчас приказываю отойти на свои места. Завтра же начну подробное знакомство с каждым мэгэном.

Тойоны Ила, находившиеся в полном неведении о происходившем вчера, были несколько ошарашены нежданным назначением, недовольны, роптали:

– Что это значит? Почему не посоветовался с нами, какая была надобность в таком срочном назначении?

– Вот именно!.. Не завтра же на войну отправляться, к чему такая спешка?

– И откуда он взялся, этот юнец? Какие-такие у него выдающиеся заслуги, победы?

– Да никакой не победитель… Говорят, он – сын найманского хана, потерпевшего поражение от Чингисхана…

– Но зачем нам назначают сегуном какого-то беглого бродягу?

– А засиделись вы, однако, на своих станах, ничего-то не знаете… Мне тут шепнули: это завтрашний зять нашего Непобедимого…И к тому поражению парень не имеет никакого отношения. Не смотрите, что такой худой, тщедушный: по всему видно, что этот драчливый котенок еще тигром станет, когда заматереет, – беспощадным, крутого нрава… Слышал я, что он у себя в горах всех к рукам прибрал, ни одной схватки не проиграл… Да, с трехкратным перевесом на него шли – и тех бил!

– Вот как?!.