По велению Чингисхана

Нет, все-таки было очень тревожным то, что султан самолично появился именно в тех глухих местах, лежавших в стороне от больших дорог, и именно в то самое время. Откуда мог он узнать про то, о чем даже сами мэркиты не подозревали? Тут обязательно нужно доискаться до самой сути. Если не сделать этого сейчас, то враги и впредь будут все знать о наших намерениях и, значит, водить нас как слепых за руку, куда им заблагорассудится, с помощью хитростей и провокаций толкать в выгодную им сторону.

Не менее пристально, чем мы за соседями, следят за каждым нашим движением другие. И нужно раскрыть хотя бы главные их сети соглядатайства здесь, свернуть подслушивающее ухо, ткнуть в подглядывающий глаз. Вот мы все стараемся перетянуть на свою сторону купцов; но ведь наверняка некоторые из них двулики-трилики, угождают и нашим, и вашим. Вся торгашеская жизнь принуждает их к такому поведению, можно сказать – воспитывает в известном духе. И только тот богатеет в их сомнительной области, где ежедневно меняется и стоимость денег, и спрос на товары, кто сумеет приспособиться к любым обстоятельствам, потому-то это дело выбирают наиболее гибкие и ушлые. Но без них не обойтись, начнется застой товаров, денег и новостей со всех концов света, и без этой свежей струи жизнь станет покрываться плесенью… Конечно, это так; но умело прощупать эту разнородную среду надо, в ней-то и таятся глаза и уши врага…

Зашел Джэлмэ, обычно такой деятельный, всегда с какими-то новостями или новыми замыслами; но на этот раз держался как-то скованно, неловко – и, едва переступив порог, опустился на колено.

– Что с тобой, Джэлмэ? – хан даже испугался чего-то – пусть на миг, но это было. – Не случилось ли чего… худого?

– Хочу возобновить давнишний разговор о себе, – не сказал – выдавил Джэлмэ через силу, опустив глаза.

– Ну так подойди сюда, сядь, поговорим по-человечески.

– Нет, так нельзя… Дело того требует…

– Почему же?

– Сидя рядом, можно говорить лишь о работе по своей должности и чину, о людях, о нашем Иле. А я сейчас хочу просить о себе…

– Ну, пусть так… – грустно согласился хан, догадываясь уже, о чем пойдет речь. – Ты опять, вижу, хочешь ярмо с себя сбросить?

– Сбрасывают, когда упрямятся из-за чего-то или отказываются наотрез. А я просто прошу…

– Чтобы я отпустил, что ли, тебя?

– Так ведь человек стареет, устает, слабеет… А я человек не вечный.

– Как будто ты один стареешь, – хан отвернулся обиженно, насупленно помолчал. – Или, может, я помолодел? Скажи – помолодел?..

– Человек человеку рознь. Ты из другого духа и плоти, ты послан нам Небом. А я себя знаю, трезво оцениваю свои возможности… Прошу, потому что вынужден, иначе не могу. Слишком многого требуют от меня обязанности мои. Я должен слишком много держать в уме, постоянно думать, предвидеть то, что еще не случилось и, может, вовсе не случится, предугадывать события, в которых сам путаюсь. Вот обрадовался сегодня успеху Сюбетея и Джучи – а чему радовался, своей завтрашней головной боли?.. Нет, это становится мне уже не по силам… Не могу угнаться за полетом твоих мыслей, успевать за твоими шагами, боюсь, что вместо помощи, новых мыслей и полезных советов начну только путать, мешать тебе, тормозить, потому и прошу…

Джэлмэ замолчал. Хан тоже помолчал, потом тихо сказал:

– Знаешь, мне тоже очень хочется скрыться в укромном уголке пустой нашей степи, пожить тихо, одному на берегу какого-нибудь тоже тихого озера. И чтобы поменьше вестей достигало, доходило до меня, проклятых новостей. Знаю, что это не совсем несбыточно и потому мечтаю, что когда-то доберусь и туда… ну, хоть когда-то. Все мы устали, выбились из сил. Иногда хочется просто упасть и лежать, завернувшись в попону, ничего не слыша и не видя… Но что делать? Перед нами открылись такие великие дороги, на которые давно уже никто не посягал. И великий грех не ступить на них. Не умаляя нисколько своей силы и длинной воли, надо признаться все же, что большинство побед наших, кажущихся порой такими удивительными и едва ль не случайными, достигнуты лишь с помощью Господа Бога-Тэнгри. Значит, приходится смириться перед судьбой, осознав свое высокое предназначение, начертанное нам на небесах, предопределенное свыше. С небесами не поспоришь.

– Тэмучин… Не говори мне про это. Я прекрасно все понимаю… Но вот стал совсем как загнанная лошадь. То ли болею, и то само собой, то ли что еще, но сил не стало совсем. Иначе не решился бы затеять этот разговор. По крайней нужде обращаюсь… – Джэлмэ проговорил это горестно, почти шепотом. – Не прошу – умоляю… Отпусти меня…

Хан взволнован был не меньше своего друга, но вида старался не показать.