По ветру

Эля сменила футболку на ту, что предложил Кирилл, стащила с себя джинсы и забралась под одеяло. Спустя мгновение напротив уже лежал Кирилл. Глаза привыкли к темноте, а расстояние между их лицами было так мало, что Эля могла рассмотреть и длинные ресницы, и напряженный взгляд, и даже ямочку на подбородке. Но хотелось ей совсем другого. Не привыкшая отказывать своим желаниям, Эля потянулась и поцеловала Кирилла. Это не был страстный поцелуй, после которого мгновенно стаскивают одежду. Это был долгий нежный акт благодарности и доверия.

– Обнимашки? – спросил Кирилл в ответ, и Эля была готова снова его расцеловать за деликатность и понятливость.

– Мг. – Она тут же устроилась на его груди и закрыла глаза. Ей было хорошо. Словно в жизни появился второй Слава: надежный, привлекательный и не-любимый. Но сейчас думать об этом не хотелось – хотелось лишь запомнить момент влюбленности в этот вечер.

Я не играю сотни чужих ненужных пьес,
Я исчезаю, но по утру я снова здесь.
И я не знаю, на что меняю я свой покой,
Я не играю с тобой.

© Амели на мели – Я не играю

11 тёмыч В чем смысл, белый шум и выпавшие из жизни недели

– В чем смысл?

Клубы дыма витиевато поднимались к потолку, путаясь в тусклом свете ночника. Тёмыч лежал на полу, подложив руки под голову. На его кровати лениво раскинулся Макс.

– Чего именно? – уточнил друг.

Тёмыч разглядывал побелку на потолке: неровности и шероховатости обретали объем и историю.

– Ну хоть чего-то.

Затяжка, долгая, глубокая, обжигающая слизистые: задержать дыхание – и бесконечный поток дыма на выдохе. Из колонок звучал какой-то фанк, но Тёмычу не хотелось прислушиваться, чтобы распознавать и соотносить с картотекой в своей голове.

– Критерии слишком расплывчаты.

– Ну смотри. – У Тёмыча затекла шея, но двигаться казалось худшей идеей. – Зачем мы живем?

– Мы все или мы с тобой? – Макс упорно пытался сузить рамки разговора.

– Да неважно. Зачем хоть кто-то живет?

– Чтобы жить.

– То есть свою миссию мы уже выполнили, правильно?

– Да вроде бы да… – Макс свесил руку с кровати в поисках стакана. Он зашел проведать Тёмыча: тот пропал из поля зрения и принципиально игнорировал средства связи. Поговорить о делах не получилось, вышло как обычно: Тёмыч дожал Макса остаться, напиться и порассуждать о вечном.

– Тогда смысла нет ни в чем. Никакого предназначения. Все, что мы делаем, стопудово забудется, даже самые близкие могут предать… Смысл жизни в том, что его нет, по сути, ни в чем.

– Это тост или вопрос?

– Это ответ.

Вся жизнь Тёмыча – бессмысленность.

Поэтому он ее больше не анализировал, не запоминал и не ощущал. Баг полностью стер из программы даты, числа, дни и ощущение реальности.

Белый шум и темнота забвения.

Где мои, где мои, где мои, где мои
Демоны, демоны, демоны? – Чхать!
Тьма, тьма, тьма, тьма…

© OQJAV – Кромешна

12 белка Случайность к реальности, хватит морозиться и вы есть

Просыпаться не одной оказалось непривычно. И это удивляло: столько лет Белка делила постель с Мишкой, что начинать утро вдвоем давно переросло из романтического ритуала в обыденность. Но стоило пару месяцев пожить в доме родителей, и одиночество приросло к ней, словно влитое. Засыпать и просыпаться одной, выбирать самой, что посмотреть воскресным вечером, готовить только на себя – иногда, правда, еще и на Тёмыча, – и вот уже Белка воспринимала каждую встречу с Мишкой как свидание, а каждую совместную ночь – как нечто особенное и… чужеродное. Оказалось, она толком не жила одна. Эля и Тёмыч со временем съехали из родового гнезда (где-то явно икнула одна отдельно взятая Эля) в съемные квартиры, а Белка выпорхнула сразу в объятия Мишки и разделила дом и быт с ним. Если глянуть глубже, то свадьба – простая условность, потому как они давно уже стали глубоко женатой парой, у которой все общее.

И вот в последнее время Белка начала находить в этом мире что-то свое. Отдельное, одинокое и такое прекрасное. Вынужденная жизнь порознь оказалась не просто терпимой, как они думали сперва, а приятной и освобождающей. Стоило ввести такую практику на постоянной основе: разъезжаться на время, отдыхать друг от друга и узнавать себя. Но чудесный терапевтический эффект для Белки сменился толикой печали: она скучала по свободе, которой у нее никогда не было. Странное чувство для давно жены и почти невесты.