По всем частотам. Сборник

Русь прикусывает язык, не давая вырваться дебильному вопросу «Как можно рассказывать о чём-то, что видел перед смертью?», – что он, Ника не знает, что ли!

Знает.

Просто не любит вспоминать.

Как-то проще в нём видеть пусть странного, но мальчишку, друга с коротким, тобой придуманным именем, чем загадочного Проводника.

Майор же вопрос явно ждал, потому что после паузы отвечает:

– Правда, Миха жив-здоров. Его в той стычке даже не поцарапало. Я, конечно, подробностей не знаю, потому что работал с другим мужиком в тот момент, поодаль, но…

– А вы, – Русь сглатывает, живо вспоминая своё неслучившееся, – совсем не помните… той версии реальности?

Майор смотрит на него… странно.

И отворачивается.

А Русь неловко бормочет:

– Простите, – и, как маленький, начинает усердно рассматривать свои ботинки.

Дальше тему майор не развивает. Только замечает нейтрально:

– Не могу сказать, что меня радует его появление сейчас, перед выходом. Только плохих примет нам тут не хватало.

– Да глупости это, – не выдерживает Русь. Ему вдруг становится обидно за Ника: стараешься вот так, блин, век за веком, жопу рвёшь… а в ответ тебя плохой приметой обзывают. – Всё наоборот. Ничего плохого этот автобус не сулит. Он вообще…

Удержаться и не ляпнуть «ко мне в гости зарулил» ему ума всё-таки хватает, но оговорку майор замечает:

– Что «вообще»?

– Если всё на свете обзывать приметами, то он – хорошая. Он… исправляет. Всякое. Неправильное.

«Такое же неправильное, как смерть Гарина в Осетии в восьмом».

– Да ты, матрос, я гляжу, специалист в этом вопросе?

– Любитель, – хмыкает Русь.

Но в глубине души крутится неприятная мыслишка: а ведь его самого появление Ника тоже ещё как встревожило.

И размытое «Вообще по делу, но фиг знает, как к этому делу подступиться, так что считай, что просто в гости заглянул» нифига не успокаивает.

…На отсутствие Руся в казарме никто так внимания и не обратил.

Только Родин, с которым он столкнулся на входе, коротко спросил:

– Кинчев, где тебя носило?

– Да этот «подсолнечный» майор отловил с каким-то вопросом, – вполне честно ответил Русь.

– И чё спрашивал?

– Да фигню какую-то!

Удивительно, но ответ взводного совершенно удовлетворил.

Уже после отбоя, валяясь на койке и пялясь в потолок, Русь задумчиво чешет нос – и вдруг улавливает знакомый запах.

Табак и ладан…

Надо же, вроде своё курил, а всё равно весь пропах. Странные всё-таки у Ника сигареты.

Впрочем, как и сам Ник.

И их дружба.

Блин, натурально пять лет прошло, а Ник всё тот же.

Закон пшеничного зерна

Ростов-на-Дону, 2014 г.

Бродя по пыльной площади автовокзала, Русь теребит хлястик лямки рюкзака и отчаянно вглядывается в таблички автобусов, пока его не окликают с подножки одного – древнего, как мечта о советском коммунизме, и потерявшего свой цвет под толстым слоем пыли.

– Эй, куда такой красивый собрался-то?!

На такое обращение можно было бы и по-детски обидеться, но Русь сдерживается.

Ме-едленно оборачивается к говорившему, стараясь не снести рюкзаком зеркало ближайшего автобуса, и украдкой проверяет телефон, но увы: навороченный смартфон вот уже второй час упорно прикидывается мёртвым кирпичом.

В такую засаду угодить ещё надо было умудриться. Но Русю же всегда говорили, что он по этой части талантливый.

– А вам… тебе чего? – хмурится он, смерив взглядом окликнувшего.

– Да так… уточнить решил, – тот выглядит его ровесником: пепельные волосы, нечитаемый прищур тёмных глаз, зелёный шарф лениво переброшен через плечо, пальцы мнут сигарету. Дополняют образ разгрузка и охристые берцы, вызывая совершенно однозначные – здесь и сейчас – ассоциации.

– Автобус… туда идёт? – всё ещё настороженно и хмуро уточняет Русь, скрестив руки на груди.

Сероволосый отзеркаливает его жест:

– Куда «туда»?

– Ну-у… туда, – Русь выразительно, но неопределённо кивает куда-то в сторону.

Сероволосый демонстративно не понимает.

– Ну, через границу, в общем… и дальше, – сдаётся Русь, – Тут должен был рейсовый ходить, но…

– Так его ж отменили давно!

– Но на сайте в расписании…

– Больше верь этим вашим интернетам, ага, – сероволосый зажимает сигарету зубами и долго роется по карманам. Наконец, вытаскивает из четвёртого по счёту жёлтенькую зажигалку вроде тех, что на кассе в каждом магазине продаются, и долго ей щёлкает, трясёт и опять щёлкает.

– А этот автобус? – Русь кивает на пыльный бок.

Там, под толстым слоем пыли, виднеются маленькие круглые вмятинки. Как будто град барабанил по стенке…

Вот только этот град должен был тогда лететь горизонтально.

– О, этот особый! Так куда собрался-то? – сероволосый наконец прикуривает и жмурится, откинувшись на ступеньку.

Русь медлит. Теребит хлястик лямки. Вздыхает и, наконец, говорит, как можно более веско и уверенно:

– В Донецк.

Теперь тянет томительную паузу сероволосый. Открывает один глаз, внимательно смотрит на Руся, и от его взгляда внутри что-то неприятно ёкает.