По всему свету

— Одно время я даже подумывал о том, чтобы поступить в цирк, — продолжал он с видом человека, признающегося в детоубийстве. — Помнится, в деревню, где мы жили, приехал большой цирк, и я не пропустил ни одного представления. Ни одного. Я близко познакомился с циркачами, и они даже научили меня нескольким трюкам. Они говорили, что я бесподобен на трапеции. — Он застенчиво взглянул на меня, желая увидеть, как я отнесусь к такому заявлению. Я с серьезным видом кивнул, как будто в том, чтобы представить себе Кралевского в украшенном блестками трико на трапеции, не было ничего смешного.

— Хочешь еще печенья? — спросил он. — Да? Вот это правильно! Пожалуй, я тоже съем одно.

Жуя печенье, я терпеливо ждал, когда он возобновит свой рассказ.

— Так вот, — продолжал он, — пролетела неделя, и настал вечер последнего представления. Я бы ни за что не пропустил его. Меня сопровождала Леди, моя молодая подруга, она желала посмотреть это представление. Как она смеялась выходкам клоунов! И восхищалась лошадьми. Она и думать не думала, что вскоре случится нечто ужасное.

Кралевский достал тонко надушенный платок и промокнул им влажный лоб. Он всегда чуточку нервничал, когда доходил до кульминационного пункта рассказа.

— В заключительной сцене, — сказал он, — выступал укротитель львов. — Тут он выдержал паузу, дабы я усвоил вещий смысл сказанного. — У него было пять зверей. Огромные нубийские львы с черными гривами, только что из джунглей — так он мне сказал. Мы с Леди сидели в первом ряду, откуда арена просматривалась как нельзя лучше. Тебе приходилось видеть клетку, которую сооружают на арене для выступления со львами? Так вот, в самый разгар выступления одна из ее секций, очевидно плохо закрепленная, рухнула внутрь. К нашему ужасу, мы увидели, что она упала на укротителя, сбила его с ног и он потерял сознание. — Кралевский опять выдержал паузу, нервно отхлебнул кофе из чашки и снова вытер лоб.

— Что было делать? — риторически вопросил он. — Перед нами было пять огромных рычащих львов, а рядом со мной Леди. Я быстро соображал. Если Леди можно спасти, то лишь одним-единственным способом. Схватив трость, я вспрыгнул на арену и вошел в клетку.

Я издал невнятные, едва слышные звуки в знак восхищения.

— За ту неделю, что я бывал в цирке, я с особой тщательностью изучил метод укротителя львов и теперь благодарил за это счастливое созвездие, под которым родился. Рычащие звери на пьедесталах возвышались надо мной, но я смотрел им прямо в глаза. Человеческий глаз, знаешь ли, обладает огромной силой над животными. Медленно, вперив в них пронзительный взгляд и выставив вперед трость, я подчинил львов своей воле и мало-помалу вытеснил их с арены и загнал в клетку. Ужасную трагедию удалось предотвратить.

Я сказал, что, надо полагать, Леди была ему благодарна.

— Именно так. Именно так, — с довольным видом подхватил Кралевский. — Она даже сказала, что я выступил лучше, чем сам укротитель.

А что, поинтересовался я, приходилось ли ему видеть танцующих медведей, когда он бывал в цирке?

— Там были самые различные животные: слоны, тюлени, дрессированные собаки, медведи, — щедро перечислял Кралевский. — Там было все.

В таком случае, сказал я осторожно, не хочет ли он пойти посмотреть танцующего медведя? Это недалеко отсюда, и, хотя это вовсе не цирк, мне кажется, ему будет интересно.

— Ей-Богу, это идея, — сказал Кралевский. Он достал из кармана жилета часы и взглянул на них. — Десять минут, ладно? Так, чтобы хорошенько проветриться.

Он взял шляпу и трость, и мы, сгорая от нетерпения, двинулись по узким многолюдным улицам города, насыщенным запахами фруктов и овощей, сточных канав и свежеиспеченного хлеба. Расспросив нескольких ребятишек, мы установили, где владелец Павло дает представление. Это был большой, скудно освещенный сарай позади одного магазина в центре города. По пути туда я занял у Кралевского немного денег и купил палочку липкой нуги: мне казалось, что я просто не могу явиться к Павло без гостинца.

— А, друг Павло! Добро пожаловать! — сказал цыган, когда мы появились в дверях сарая.

К моему восхищению, Павло узнал меня и шаркающей походкой вышел к нам, издавая тихое ворчание, затем встал передо мной на дыбы. Кралевский отступил назад, несколько поспешно на мой взгляд, если вспомнить его богатый цирковой опыт, и крепче сжал в руке трость.

— Будь осторожен, мой мальчик, — сказал он.

Я угостил Павло нугой, и когда наконец он с чавканьем оторвал последний кусок липкой сласти от зубов и проглотил его, он удовлетворенно вздохнул, лег и положил голову между лап.

— Хотите посмотреть Голову? — спросил цыган. Он сделал жест в сторону задней стены сарая. Там стоял простой стол из сосновых досок, а на нем квадратный ящик, обтянутый тканью.

— Постойте, — сказал цыган, — я зажгу свечи.

На верху ящика, прилепленные талым воском, стояли штук двенадцать больших свечей, и он зажег их, так что язычки пламени, вспыхивая и пригасая, разгорелись трепетными огоньками, от которых плясали тени в сарае. Затем он подошел к столу и постучал по нему своей палкой с крючком.