По знакомым дорогам

Обычно собрания кончались тем, что новых людей, своих боевых товарищей, принимали в партию и комсомол: чем труднее складывалась обстановка, иной раз — не труднее, а просто безвыходнее, тем больше партизан подавали заявления на клочках бумаги с простыми и могучими словами: «Хочу умереть коммунистом» — так писали на фронте, так и у нас. Я не знаю других слов, которые, несмотря на их краткость, передали бы столь же полно большую силу, ту любовь к своей советской Родине, что вела людей в бой, и немолодых, не первый раз встающих на ее защиту от врага, и тех, кто впервые взял винтовку в руки.

Под самый конец этого дня противник все же провел атаку против нашего первого отряда. Да какую! Он приближался, не стреляя. Вроде как предприняли этакое психическое испытание. Как назло и у нас пулемет, за которым лежал сам начальник штаба отряда Константин Косенко, заело. Командир отряда Каменский кричал ему:

— Костя! Скоро ты исправишь этого нахала?

А Косенко, знаток оружия, все возился…

Гитлеровцы подходили, за их спинами слышались уже какие-то команды, а наш пулемет молчал. Автомашины вдалеке подвозили вражеских солдат, которые, укрываясь в складках местности, догоняли первую цепь. Вдруг одна легковая машина, как видно, с офицерами, двигаясь по дороге, огибавшей опушку леса, налетела на мину, поставленную партизанами, и подорвалась. Это словно послужило для атакующих сигналом — они прибавили шагу и даже побежали. До них оставалось метров семьдесят, не больше.

Тут наконец-то ожил пулемет Косенко. Застрекотал, поддерживая автоматные очереди, «максим». Убитые фашисты в разных местах валились на землю. Ближе послышалась команда гитлеровцев: «Вперед». Те, что пытались залечь, опять поднялись и побежали. Застрочил еще один, подоспевший на помощь Косенко, пулемет. Вступили в дело гранаты, их взрывы вклинились в гущу автоматных очередей. Немцы тоже отчаянно стреляли, но все же повернули, и тут Каменский поднял отряд в контратаку. Партизаны с криком «ура!» преследовали фашистов до линии, где те уже окопались за день. Отбросив врага, наши быстро вернулись в свои окопы.

Когда я после этого боя приехал из первого отряда в штаб, от щорсовцев вернулся Негреев: оказывается, и туда гитлеровцы пошли — с бронемашинами. Щорсовцы дали им отпор. Свалили, как сказал Негреев, две бронемашины. Ясно, это еще не бой, они прощупывали нас, проверяли готовность, разведывали огнем.

Перед рассветом «майор» хотел накормить людей горячей пищей. В кухне развели осторожные огни и начали готовить завтрак, но не успела закипеть вода, как оглушительной россыпью с разных сторон начали бить по этим огням фашистские пушки. Пришлось быстро разбрасывать и заливать поленья, а завтрак есть почти сырой: мясо только распарилось, а крупа нагрелась. И опять партизаны показали, что умеют в трудную минуту стерпеть и это: «Ничего, лишь бы животик погреть, а там допреет!» Еще сохранился талант шутить. А может быть, он у наших людей бессмертен?

С рассветом начался бой. Тремя цепями гитлеровцы перебежками приближались к линии обороны первого отряда. На второй они бросили пехоту и бронемашины. А на рубежах третьего отряда, у чапаевцев, пока было спокойно. Вонарх вскоре попросил подкрепление, но я, еще не разгадав, откуда последует главный нажим врага, предложил держаться самому. Туда поехал Негреев.

Через полчаса из отряда имени Чапаева прискакал Степан Шелудько, ставший его комиссаром. Очень они подходили друг другу — Шелудько и Дунаев. Армейские офицеры, как уже стали называть командиров нашей армии, бывшие разведчики, в душе оставшиеся ими навсегда, да и не только в душе. Мы не раз поручали им ответственные разведзадания. Смелые до дерзости люди, молодые, любившие, чтобы у них все получалось ладно. Кони у обоих были не только самые резвые, самые сильные, но и красивые, как у нас, на Украине, говорят — баские.

Шелудько сказал: немцы пошли в наступление со стороны Мочалища. У них много бронемашин. Есть и танки. Ясно, где решили нанести фашисты свой главный удар.

Дунаев встретил врага так, что порадовал меня военной сметкой. Сложился какой-то свой трафарет в боях против бронированной техники — сначала петеэровцы, а уж потом, как бы в последнюю очередь, гранатометчики. Дунаев расположил гранатометчиков, выбранных из самых храбрых бойцов-диверсантов, сразу за минным полем. Они стали активной и грозной силой, остановившей бронемашины. У нас не было еще в достатке ни противотанковых ружей, ни боеприпасов к ним, так что боевая дерзость командира, отвага и умение гранатометчиков выручали.

Однако главным средством в борьбе с танками у партизан была и осталась мина. И на этот раз минеры не промахнулись. Два танка не прошли минного поля, подорвались, а третий, вместо того чтобы вырваться на оперативный простор, от которого он был уже недалеко, стал сдавать назад, отстреливаясь, и повернул. Две танкетки на фланге еще недолго продолжали двигаться, пока не попали под огонь петеэровцев. Бронированный кулак не только не пробился, но и рассыпался.