— Я не помню, как пристегнулся, — говорил позже Москальцов.
В базовом лагере все-таки решили подняться в ледопад и помочь Москальцову спускаться. Вверх вышел доктор, Трощиненко, Хомутов и Пучков. Последние двое готовились к восхождению на следующий день, но не могли ждать в лагере, не зная, что случилось с другом. Через час они подошли к пострадавшему. Одного взгляда доктора было достаточно для диагноза — сотрясение мозга, левый глаз у Леши набух кровью, посинел и полностью закрылся. Свет Петрович по рации вызывает всех из лагеря для транспортировки Москальцова. Выходят Овчинников, Романов, пятеро шерпов, вместо носилок они несут походную раскладную кровать.
Так на раскладной кровати и занесли Москальцова в палатку, с ним остался доктор.
Эверест, вероятно, не захотел человеческой жертвы. Он только напомнил, что к нему надо относиться с уважением, начиная с первого шага.
На западном гребне Мысловский и Балыбердин попали под холодный порывистый ветер с Тибета. Укрыться было негде. Лишь иногда, заходя под скалы с подветренной стороны гребня, можно было передохнуть и немного отогреться.
Они подошли к серым скалам, это нижняя часть пласта известняков, венчающих вершину Эвереста. Снимая рюкзак под серой стеной, Балыбердин уронил ледоруб. Примерно на такой же высоте 60 лет назад видели в последний раз англичан Ирвинга и Мэллори, идущих вверх, они также потеряли ледоруб. Хорошо, что такая аналогия не приходит в голову восходителям. Преодолеть серые скалы помогает тонкая вспомогательная верёвка-репшнур, оставленный, по видимому, югославами. Репшнур прочно закреплен наверху и хорошо держит.
Четверка В. Иванова начинает подъем к лагерю 5 и к 14.00 доходит до палатки.
Портативная радиостанция группы все время включена на приём, и они слышат разговор первой двойки восходителей с базовым лагерем. В 14.00 В. Балыбердин передает:
— Идем на пределе физических и моральных сил, а вершины все нет и нет. Предвершинный гребень — снежный и не крутой, поэтому каждый перегиб гребня представляется вершиной.
Сообщение Балыбердина с вершины застало нас во время обеда. Произошло это очень обыденно: в 14.35 щелкнул микрофон в рации, включенной на приём, и раздался голос Балыбердина:
— Сколько можно идти? Дальше уже везде вниз.
— Что видишь, Володя?
— Вижу Лхотзе, Пумори, а вот Чо-Ойю не вижу, закрыта облаками. На тибетской стороне вижу какие-то ледники в разрывах облаков.
— Где Эдик?
— Он ниже на веревку (15 м), подходит и не подозревает, что уже вершина.
— Треногу видите?
— Нет. Хотя чуть ниже что-то торчит. Да, это верхушка треноги, она выступает из снега всего на 10-12 сантиметров.
Тамм держит рацию, низко склонив голову, он не может ничего говорить, только повторяет:
— Ребята, спускайтесь, осторожно спускайтесь. Поздравляю. Осторожно спускайтесь.
В глазах у него слезы. Если он еще что-нибудь скажет, слезы выкатятся из глаз.
— Женя, поздравляю тебя, — говорю я ему. — Это и твоя победа.
Он молча кивает. Выходит из кают-компании, быстро идет в свою палатку. Все обнимаются, похлопывают друг друга по плечу, улыбаются.
Ребята в лагере 5 поздравляют друг друга, передают поздравления в базовый лагерь, мы поздравляем их. Все счастливы. Но вскоре возбуждение проходит. Альпинисты знают, что часто спуск опаснее подъема, люди устают, теряют бдительность, у них притупляется внимание. Не однажды печально кончался спуск с Эвереста. Наступает напряженное ожидание. Медленно тянутся минуты. В базовом лагере включены рации в кают-компании, радиорубке, палатке начальника экспедиции. Не думая об экономии питания, включил рацию В. Иванов в лагере 5. Эфир молчит.
Решается судьба экспедиции. Хватит ли сил у В. Балыбердина и Э. Мысловского спуститься к палатке? Пятый день они работают на высоте выше 8000 метров, причем Володя Балыбердин пользовался кислородом только ночью для сна, а у Эдика Мысловского по всем расчетам кислород должен скоро кончиться. Холодная ночевка, без спального мешка и палатки, под вершиной Эвереста могла перейти в вечный сон.
Наступал вечер. Неумолимая логика и расчет говорили о том, что двойка самостоятельно не спустится, нужна помощь. Но нужно было и время, чтобы свыкнуться с мыслью, что два сильнейших альпиниста страны нуждаются в помощи, или нужен был какой-то толчок, сигнал опасности. И около пяти часов вечера в микрофоне раздался прерывающийся голос Балыбердина:
— Боюсь, что мы до темноты не спустимся. У Эдика кончается кислород. Нам бы попить чего-нибудь горячего и Эдику дать кислород.
Гордый Балыбердин не мог даже в такую тяжелую минуту, о которой он позже скажет: «Никогда за всю свою жизнь в горах я не был так близок к концу», не смог прямо попросить помощи. Но все стало ясно. Не успел начальник экспедиции Е. И. Тамм передать Иванову только что закончившийся по радио разговор с Балыбердиным, как Иванов ответил: «Мы все слышали, выходим». Произошла небольшая заминка. Наверх, на помощь двойке первым хотел выйти Сергей Ефимов, он сказал об этом Бершову, но его опередил Туркевич: «Мы уже собрались и выходим»,— сказал он, как отрезал.