Почему Боуи важен

В первой главе мы попытались представить себе, какими скучными и замкнутыми были детство и ранняя юность Боуи в Бромли: маленький таунхаус, похожие друг на друга соседи – доброе утро, мисс Уэст, доброе утро, мистер Холл, – холодная комната, бутерброды с тунцом, родители, не умеющие открыто выражать душевную привязанность. Миллионы родителей – во всяком случае, так считает мой психотерапевт – выросли в таких же клетках репрессивных традиций среднего класса, в стране, пытавшейся излечиться от коллективной травмы войны, полностью отказавшись от эмоций. Эти родители, полагает она, воспитали в той же самой культуре сдержанности своих детей – поколение Дэвида, – а те неосознанно передали ее дальше моему поколению. Как сформулировал Филип Ларкин[125]: «Свою ничтожность человек в потомстве множит через край»[126]. Дэвид Джонс сопротивлялся этому в 1960-х годах, а в начале 1970-х Дэвид Боуи наконец вырвался на свободу. Он был человеком-карнавалом, показав нам, кем ты можешь стать, отказавшись соблюдать правила и не обращая внимания на то, что о тебе думают окружающие. Я приобщился к этой энергии и почувствовал ее потенциал.

Проблема была в том, чтобы не расплескать это «чувство Боуи» после окончания проекта: как сохранить эту энергию, но сделать ее своей, не имитируя другого человека? В поисках ответа нам придется еще раз вернуться к понятию адаптации. Я начал тот год, стремясь к «буквальному переводу». В процессе моя собственная биография и жизненный опыт стали смешиваться с матрицей Боуи, и я отказался от полного погружения, при этом все еще используя его жизнь в качестве общей модели и системы до конца исследования. Выход состоял в том, чтобы перейти к более свободной адаптации в духе подхода Боуи к проекту «1984». Отказавшись от слепого копирования, я продолжал испытывать его влияние – как и в случае с его собственными источниками вдохновения типа Лу Рида и Боба Дилана, – еще более сознательно сочетая его с находками из моего личного хранилища: масками, голосами и костюмами из моего воображаемого музея.

В итоге я начал свободно комбинировать стили, вдохновленные образами Боуи, которые он сам в чистом виде никогда не использовал. Мой именитый портной сшил мне куртку с серебряными звездами – легкомысленную, летнюю версию стиля Боуи времен альбома Blackstar, вышедшего ранее в январе. Парикмахер, который делал мне все прически от «Heroes» и Earthling до Reality, осветлил мои волосы и сделал челку мандаринового цвета, воспроизведя образ Боуи из фильма «Человек, который упал на Землю» наоборот. Я продолжал подводить глаза и красить ногти, сочетая это с сине-зелеными и фиолетовыми костюмами и тяжелыми украшениями. Окружающие замечали, что я выгляжу как Ник Роудс из группы Duran Duran, но меня это ничуть не смущало. Мне удалось отойти от Боуи, и я был не против при этом случайно приблизиться к образу другого моего героя из 1980-х годов.

Я снова начал играть на барабанах, чего не делал лет с десяти, поскольку именно на ударных Боуи никогда не играл. Я продолжил брать уроки вокала и живописи, и у меня начало кое-что получаться. Я никогда не стану профессионалом ни в одном из этих искусств, но, сравнивая свои результаты сейчас и раньше, вижу, насколько далеко продвинулся. Я иногда выступаю с группой в местных пабах, как это делал Боуи в Three Tuns в конце 1960-х. Для него это было начало музыкальной карьеры, для меня явно станет пределом, но это нормально.

Даже сейчас я часто спрашиваю себя: «А что бы Боуи сделал в этой ситуации?» – призывая его на помощь в качестве символического наставника и арбитра. Не такой уж плохой пример для подражания. Но кроме образа Боуи я вдохновляюсь тринадцатилетним подростком, которым когда-то был, тем мальчиком, который придумывал целые миры, слушая песню «Ricochet» на второй стороне маминой кассеты, а потом ехал на автобусе в торговый центр в Луишеме, чтобы отыскать ту самую куртку, уже нарисованную в его воображении. В тринадцать лет я сделал примерно то же, что и Боуи, создавая Зигги Стардаста, – придумал персонажа, который был больше и смелее меня, и старался перевоплотиться в него.

Теперь я – не без некоторых оснований – считаю, что именно так и нужно адаптировать Боуи к своей собственной жизни. Не копировать напрямую в мельчайших подробностях, а следовать его примеру в общем и целом, позволив его матрице идей и влияний смешаться с вашей собственной. Никто не может стать Дэвидом Боуи, но все мы можем стать немного ближе к Боуи, включив частицу его в свою жизнь. Вернитесь в дом чудес своего собственного опыта и придумайте новую версию себя – яркую, творческую, уверенную в себе, – а затем слейтесь с ней воедино и посмотрите, что из этого получится. У него получилось. У меня тоже.

III Изменения