Почему Боуи важен

Разумеется, представление о Боуи как об артисте, проходившем через изменения, нисколько не ново, равно как и представление о нем как о культурной «сороке-воровке», берущей, выбирающей и соединяющей то, что ей понравилось. Однако такое «сорочье» поведение предполагает быстрый полет, мгновенное обнаружение блестящих предметов, пикировку вниз, захват и уволакивание их в свое гнездо. Он же этим не ограничивался. Боуи был не просто обыкновенным туристом в поисках культурных достопримечательностей – он упорно работал и по-настоящему погружался в выбранную им культуру. Он был одним из немногих белых в клубах и театрах Гарлема, когда в середине 1970-х годов всерьез заинтересовался афроамериканской музыкой и впечатлил гитариста Карлоса Аломара своей коллекцией винтажных пластинок с записями ритм-н-блюза и джаза. Какими бы ни были его реальные взаимоотношения с гей-сообществом в начале 1970-х, он был постоянным посетителем гей-клуба Sombrero в лондонском Кенсингтоне (теперь в этом здании расположен филиал банка Santander), а позднее завсегдатаем знаменитого берлинского кафе-бара Anderes Ufer (однажды он даже помог отремонтировать там разбитое гомофобами окно). Живя в Берлине, Боуи встречался с Роми Хааг, которая работала менеджером ночного клуба и была, в терминологии того времени, транссексуалкой. Он не просто налетал, крал и уносил все в свое гнездо – он на время поселялся в выбранном пространстве и перенимал местный стиль жизни.

Но потом – и это самое главное – он снова покидал его. Его вклад был искренним, а интерес – неподдельным, но они были преходящими – и не могли не быть. Ему было необходимо продолжать свое странствие, как он сам признавался в глубоко личных песнях в альбоме Lodger в самом конце 1970-х: «Иногда я чувствую, что мне нужно идти дальше. И тогда я собираю сумку… и ухожу»[155]. Только и всего. Он был суперзвездой, и способность уйти в любой момент была одной из его привилегий. «Я могу сесть в поезд, а могу отплыть на корабле на рассвете…» У него были эти возможности. Он мог увлечься новой культурой, ее музыкой и ее модой, а затем сменить место жительства и принять новый образ, выбрать новое направление для нового альбома и новую карьеру в новом городе. У чернокожих музыкантов Гарлема таких возможностей не было, как и у завсегдатаев Sombrero и Anderes Ufer. «Могу взять с собой девушку… когда ухожу». Песня рисует образ Боуи как странствующего бездельника. А ее мелодия, что немаловажно, – это ноты глэм-хита «All the Young Dudes», сыгранные в обратном порядке. Он пересматривал и менял свои позиции, готовясь оставить 1970-е позади.

Боуи мог шутливо назваться геем, гетеро- или бисексуалом и избежать последствий такого заявления, мог принять позу андрогинного пришельца, а затем убить его и велеть всем называть его Изможденным Белым Герцогом. Он мог стать певцом голубоглазого соула, набрать лучших исполнителей жанра и записываться в их любимой студии, а затем распустить группу, проехать полмира и заняться арт-роком. Его настоящее «я» было глубоко спрятано. Никто из поклонников в действительности о нем ничего не знал. Он мог надевать на себя маски и срывать их. Он относился к бисексуальности как к фасону прически, а к афроамериканской культуре – как к фолку, моду или глэму. Они были нужны ему до поры до времени, а затем отбрасывались за ненадобностью, когда он получал от них все необходимое. (Так же он поступал и с людьми: многие его соратники свидетельствуют, что он прекращал общение, как только заканчивался определенный этап его жизни.) Он мог из 1983 года оглядываться на начало 1970-х и с горечью посмеиваться над ошибками своей молодости – от кричащих нарядов до неудачных публичных заявлений. «Прошлое, конечно, преследует его», – пишет журналист Курт Лодер в журнале Rolling Stone. Здесь вышло второе печально известное интервью Боуи, опубликованное под говорящим заголовком: «Время прямоты»[156]. «Все эти маски, которые ему больше не нужны, старые позы – они снова неожиданно появляются». «Мое заявление журналисту Melody Maker о своей бисексуальности, – сказал он как-то после пары банок пива Foster’s, – это самая большая ошибка в моей жизни. Боже, я был так молод тогда. Я экспериментировал».

Все эти маски, все эти позы, все эти голоса и стили в воображаемом музее. Главная претензия к искусству постмодернизма заключается в том, что оно остается поверхностным в своем отборе, цитировании и повторном использовании, политически незрелым. Переодевание Боуи в костюмы различных культур, несмотря на его искренние намерения, страдает тем же. Его холодный как лед Изможденный Белый Герцог, отчасти списанный с конферансье из мюзикла «Кабаре» Джона Кандера и Фреда Эбба (в свою очередь, поставленного по роману Кристофера Ишервуда «Прощай, Берлин» о Берлине 1930-х годов), заявил, что «Великобритания могла бы получить выгоду от лидера-фашиста», и приветствовал толпу жестом, пугающе похожим на нацистское приветствие.