Почему Боуи важен

Я ходил на гей-прайд вместе с друзьями – гомосексуалами, бисексуалами и лесбиянками, но в то время не существовало настоящего сообщества людей, ощущавших себя так же, как я. Были брошюры, которые можно было выписывать, журналы в коричневых конвертах, тайные клубы, куда можно было прийти переодетым и тусоваться с такими же, как ты, – но вижения или кампании как таковых не было. Нам недоставало слов и примеров для подражания. Я знал об актере и писателе Эдди Иззарде, называвшем себя трансвеститом, и о персонаже фильма «Молчание ягнят» Джейме Гамбе (Буффало Билле), который был транссексуалом. Было принято считать, что первое приводит ко второму, если ты серьезно к этому относишься и имеешь достаточно решительные намерения. Я, разумеется, не пошел этой дорогой, хотя иногда говорил людям, что рассматриваю такой вариант, отчасти чтобы проверить их, а отчасти чтобы проверить самого себя и понять, так ли это на самом деле.

Как я уже писал в предыдущей главе, я тоже в некоторой степени стал предателем в силу обстоятельств, поэтому я понимал решение Боуи 1983 года, и это, возможно, помогает объяснить, почему я чувствовал столько внутренних ограничений и напряжения в его тогдашнем творчестве. Я не верю, что кто-то способен так быстро полностью отказаться от части себя только потому, что так безопаснее в сложившейся обстановке, и я ощущаю, как энергия, которая всегда была ему свойственна, пытается просочиться сквозь стиснутые зубы в клипах к песням «Let’s Dance» и «Loving the Alien». Мое прошлое тоже накрыло меня, но значительно позже, когда в 2011 году я смотрел шоу «Мое транссексуальное лето» («My Transsexual Summer») по Channel 4. Оно живо напомнило мне о том, как я ощущал себя в те ушедшие времена, и я узнавал себя в женщинах на экране.

Сейчас значение слов очень быстро меняется, и «транссексуал» вскоре заменили на более подходящий термин «трансгендер»[165]. Все очень сильно изменилось по сравнению с началом 1990-х годов. Когда в начале 2010-х я делился с друзьями своими мыслями о гендере, они немедленно соглашались. Они говорили, что готовы считать меня женщиной. Я снова начал пользоваться косметикой в неформальных ситуациях, вне работы, и одеваться свободнее. Я купил обувь на каблуках и заказал у портного юбку. В обществе разворачивались кампании и создавались сообщества, в которые бы меня приняли.

Все это могло продолжаться и дальше. Причина, почему этого не случилось, – политическая. Несмотря на то что мои друзья были очень великодушны, я просто не чувствовал себя комфортно, будучи принят в группу, как мне казалось, притесняемых людей, после того как десятилетиями пользовался преимуществами жизни в обществе в качестве мужчины. Я не считал, что заслуживаю отношения к себе как к женщине, даже отчасти, поскольку не заработал права на это. Я не рос женщиной. Да, меня называли педиком и гендер-бендером – оглядываясь, я понимаю, что это был самый точный термин, – и я ощущал растерянность, принимал рискованные решения, хранил тайны и хотел быть кем-то другим. Но я всю свою жизнь благополучно пользовался тем, что я мужчина, равно как и тем, что моя кожа белого цвета. Годы спустя, в атмосфере новой социальной толерантности, я решил, что не имею права резко менять взгляды, с которыми баловался, когда мне было десять лет.

Именно по этой причине лично я ценю Боуи как человека, который делал все то, что делал, – носил платья, каблуки и пользовался косметикой – будучи мужчиной. Утверждать, что, поскольку он менял гендерные роли, его следует относить к небинарному гендеру, означает, мне кажется, считать, что мужчины не могут принимать «женский» стиль без превращения в нечто иное, в «немужчину». Это уменьшает возможности мужчин подвергать сомнению и разрушать стереотипы и условности, одновременно сохраняя принадлежность к мужскому полу и все сопутствующие ему привилегии.

Суть этой истории состоит в том, что времена меняются, а вместе с ними меняются и слова, и сами люди, особенно если речь идет о трех или более десятилетиях. Мы пытаемся выразить наши чувства доступными словами. Иногда мы что-то говорим для того, чтобы вызвать реакцию, а иногда для того, чтобы проверить правдивость сказанного. Сам я был столь же непоследователен, как и Боуи, или, если посмотреть на это с позитивной стороны, столь же динамичен. Я считаю, что мы должны позволять людям меняться в ходе их жизни и помнить о том, что они выражают себя, используя лексику, присущую определенному моменту культурной истории. Однако, как я уже отметил, мы должны помнить, что личный выбор имеет политические последствия, особенно для людей такого калибра, как Боуи.