Почему я не христианин (сборник)

Впрочем, можно сказать, что утешение заключается в той совершенно абстрактной доктрине, которая утверждает, что Реальность хороша сама по себе. Сам я не считаю эту доктрину верной, а даже будь она верна, не понимаю, почему она должна утешать. Суть моих возражений заключается в том, что сконструированная метафизиками Реальность не имеет никакого отношения к миру ощущений. Это пустая абстракция, из которой нельзя сделать ни одного серьезного вывода, касающегося внешнего мира, где, тем не менее, лежат все наши интересы. Даже чисто интеллектуальный интерес, из которого вырастает метафизика, диктуется стремлением объяснить внешний мир. Но вместо того, чтобы действительно объяснять этот настоящий, осязаемый мир, метафизика сочиняет совершенно другой мир – настолько другой, настолько никак не связанный с действительным опытом, что мир повседневной жизни остается совершенно незатронутым и продолжает свое существование так, словно никакого мира Реальности вообще нет. Даже если можно было бы рассматривать этот мир Реальности как «другой мир», как божественный город, существующий где-то на небесах, то, несомненно, мысль о том, что кто-то другой живет идеальной жизнью, которой мы лишены, не давала бы никакого утешения. Но когда говорят, что наше существование, каким мы его знаем, является идеальным, эти слова оставляют нас равнодушными, так как они не доказывают, что наше существование лучше, чем на самом деле. С другой стороны, говорить, что наше действительное существование не является тем идеальным существованием, которое придумала философия, значит отсекать тот единственный тип существования, который может иметь философская реальность – поскольку Бога на небесах невозможно рассматривать как отдельную фигуру. Тогда или наше действительное существование является идеальным – но это лишь пустая фраза, ничуть не лучше прежней, – или никакого идеального существования нет, а наш мир Реальности, который никто не ощущает, существует лишь в метафизических книгах. В любом случае, как мне представляется, мы не можем найти в философии религиозное утешение.

Разумеется, сразу в нескольких отношениях было бы абсурдным отрицать, что философия может даровать утешение. Мы можем найти философствование приятным способом утреннего времяпрепровождения – в этом смысле полученное утешение может даже в исключительных случаях сравниться с пьянством как способом вечернего времяпрепровождения. Опять-таки, мы можем воспринимать философию с эстетической точки зрения – как, вероятно, большинство из нас воспринимает Спинозу. Можно использовать метафизику наподобие музыки или поэзии – для создания настроения, определенного взгляда на мир или определенного отношения к жизни, когда состояние души оценивается соразмерно возникающим поэтическим чувствам, а не применительно к истинности рассматриваемых верований. Получается, что при таких настроениях наша удовлетворенность является полной противоположностью заверениям метафизиков. Это удовлетворение от возможности забыть о реальном мире и его пороках и на миг убедить себя в реальности мира, который мы сами и создали. Кажется, это и есть одно из оснований, по которым Брэдли оправдывает метафизику. «Когда поэзия, искусство и религия, – говорит он, – больше не вызывают никакого интереса или когда они больше не проявляют стремления биться над решением серьезных проблем и смиряются с ними; когда ощущение загадки и колдовства больше не побуждает ум бесцельно бродить и любить неизвестно что; когда, короче говоря, сумерки лишаются очарования – тогда метафизика становится бесполезной». То, что метафизика делает с нами в этом отношении, очень похоже на то, что делает, скажем, шекспировская «Буря» – но ведь ее значение в этом отношении нисколько не зависит от правдивости текста. Мы ценим «Бурю» не за то, что магия Просперо знакомит нас с миром духов; и метафизику мы ценим с точки зрения эстетики, а не потому, что нас информируют о мире духов. Здесь обнаруживается и проявляется существенная разница между эстетическим удовлетворением, которое я вполне допускаю, и религиозным утешением, которое я не признаю за философией. Для эстетического удовлетворения интеллектуальная убежденность не требуется, так что мы можем выбирать ту разновидность метафизики, которая дарит его нам в максимальной степени. С другой стороны, для религиозного утешения вера необходима, и я утверждаю, что мы не получим религиозного утешения от метафизики, в которую верим.