Общеизвестно, чему Джордж Элиот[84]
учила Фредерика Майерса: Бога нет, но тем не менее, мы должны быть добродетельными. В этом Элиот проявляла себя как типичный протестантский свободомыслящий. В широком смысле можно сказать, что протестантам нравится быть добродетельными и они изобрели теологию, дабы хранить добродетель, тогда как католикам нравится быть дурными и они изобрели теологию, чтобы вынуждать соседей быть добродетельными. Отсюда возникают социальный характер католицизма и индивидуальный характер протестантизма. Типичный протестантский свободомыслящий Иеремия Бентам[85] считал, что величайшим из всех удовольствий является самодовольство. Потому он свободен от искушения слишком много есть или пить, вести беспутный образ жизни или воровать у соседей кошельки, поскольку ни одно из этих занятий не дает ему того исключительного удовольствия, которое он может разделить с героем детского стишка Джеком Хорнером, поедавшим рождественский пирог и приговаривавшим: «Какой я славный парень»[86]. Причем это удовольствие доставалось ему не то чтобы легко, поскольку для его получения он должен был отказаться от рождественского пирога. С другой стороны, во Франции сначала рухнула аскетическая мораль, а идеологические сомнения пришли потом, уже как следствие. Это различие, скорее, следует отнести к национальным, а не религиозным.Связь между религией и моралью заслуживает беспристрастного географического исследования. Помнится, в Японии я столкнулся с одной буддистской сектой, где должность священника была наследственной. Я поинтересовался, как такое может быть, поскольку буддистские священники в принципе придерживаются безбрачия; никто не смог мне ответить, но в конце концов я встретил объяснение в одной книге. Похоже, эта секта возникла на основе доктрины оправдания верой и пришла к выводу, что если вера остается чистой, то грех не имеет значения; впоследствии все священники стали грешить, но единственный грех, который их искушал, – это брак. С того дня и посейчас священники этой секты женились, но в остальном вели безукоризненный образ жизни. Возможно, если бы американцев удалось убедить, что брак – это грех, им стало бы незачем разводиться. Возможно, в этом и состоит мудрость той или иной общественной системы: объявить грехом какие-то безобидные явления, но терпимо относиться к тем, кто так грешит. В этом случае можно получать удовольствие от своей безнравственности, не причиняя никому вреда. Это соображение вполне можно использовать в воспитании детей. Временами каждый ребенок хочет стать непослушным, но при рациональном подходе он может удовлетворить свое стремление к непослушанию каким-нибудь вполне безобидным способом – например, если ему внушили, что нехорошо играть в карты по воскресеньям или, допустим, есть мясо по пятницам, он может удовлетворить свое стремление к греху, не причиняя никому вреда. Не могу сказать, что я придерживаюсь этого принципа на практике, но пример той буддистской секты, о которой я только что говорил, показывает, что это может быть разумно.