Почему я не христианин (сборник)

«Кости и черепа были грудами навалены в склепах, в верхней части галерей, обрамлявших кладбище с трех сторон: тысячами белели они там, открытые взорам, являя собою наглядный урок всеобщего равенства. Под аркадами тот же урок можно было извлечь из изображений Пляски Смерти, снабженных стихотворными надписями… Герцог Беррийский, который хотел быть похороненным на этом кладбище, позаботился об украшении церковного портала высеченной на камне сценой, изображавшей трех мертвецов вместе с тремя живыми. Позднее, уже в XVI в., на кладбище была установлена громадная статуя Смерти, ныне находящаяся в Лувре и представляющая собой единственное, что уцелело из всего того, что когда-то там было. Это место для парижан XV столетия было своего рода мрачным Пале-Роялем 1789 г. Среди непрерывно засыпаемых и вновь раскапываемых могил гуляли и назначали свидания. Подле склепов ютились лавчонки, а в аркадах слонялись женщины, не отличавшиеся чересчур строгими нравами. Не обошлось и без затворницы, которая была замурована в своей келье у церковной стены. Порой нищенствующий монах проповедовал на этом кладбище, которое и само по себе было проповедью в средневековом стиле… Устраивались там и празднества. До такой степени приводящее в трепет сделалось повседневностью».

Как и следует ожидать, из любви к тому, что относится к смерти, жестокость была для населения одним из самых ценных развлечений. Город Монс приобрел разбойника лишь для того, чтобы посмотреть, как его пытают, «чему люди радовались больше, чем восставшему из мертвых новому святому». В 1488 году нескольких должностных лиц из Брюгге, заподозренных в измене, неоднократно подвергали пыткам на рыночной площади ради того, чтобы сделать народу приятное. Они умоляли о смерти, однако мольба была отклонена, говорит доктор Хейзинга, «чтобы люди могли еще раз порадоваться их мучениям».

Вероятно, кое-что все же говорит в пользу точки зрения XVIII века.

В книге доктора Хейзинги есть несколько весьма интересных глав, посвященных искусству позднего Средневековья. По изысканности живопись той поры не сравнить с архитектурой и скульптурой, которые обрели вычурность из-за любви к роскоши, связанной с феодальной напыщенностью. Например, когда герцог Бургундский нанял Слютера[94], дабы тот изваял роскошное распятие в монастыре Шанмоль, на кресте появились гербы Бургундии и Фландрии. Еще более удивительно, что на статуе пророка Иеремии в скульптурной группе были очки! Автор книги создает трогательный образ великого художника, которым помыкает обыватель, а затем разрушает его, предположив, что, возможно, «Слютер сам считал очки для Иеремии счастливой находкой». Мисс Пауэр упоминает о не менее удивительном факте: в XIII веке итальянский предшественник нашего Баудлера[95] превзошел Теннисона[96] в викторианской утонченности, опубликовав свою версию легенд о короле Артуре, в которой были опущены всякие упоминания о любви Ланселота и Гиневры.

Вообще история изобилует удивительными событиями – например, в XVI веке в Москве был казнен иезуит-японец[97]. Хотелось бы, чтобы какой-нибудь эрудированный историк написал книгу под названием «Факты, которые меня изумили». В такой книге непременно нашлось бы место для очков Иеремии и итальянского Баудлера.

7. Судьба Томаса Пейна [98]