Почему я не христианин (сборник)

Что касается университетских преподавателей, эти общие соображения подкрепляются другими, которые особенно подходят к нашему случаю. Предполагается, что университетские преподаватели обладают специфическими знаниями и специальной подготовкой, каковые позволяют им рассматривать спорные вопросы так, чтобы пролить на них свет. Предписывать им обходить молчанием эти спорные вопросы – значит лишать общество тех преимуществ, которые возможно обрести от беспристрастного анализа. Много веков назад китайская империя признала необходимость узаконенной критики и потому учредила совет цензоров, состоявший из людей общепризнанной учености и мудрости, наделенных правом находить недостатки в деятельности императора и его правительства. К сожалению, как почти всегда случалось в традиционном Китае, этот институт в дальнейшем подчинился обстоятельствам. Цензорам дозволялось оценивать лишь некоторые явления, например, чрезмерную власть евнухов, но стоило им вторгнуться в нетрадиционные, если угодно, области критики, император обыкновенно забывал о том, что совет цензоров ему формально неподотчетен. Во многом то же самое происходит и у нас. По широкому кругу вопросов критика разрешена, но там, где она воспринимается как действительно опасная, налицо тенденция так или иначе наказывать критиков.

В этой стране угроза академической свободе исходит с двух сторон – со стороны плутократии и со стороны церкви, которые стремятся установить экономическую и теологическую цензуру. Эти две силы охотно объединяются, выдвигая обвинения в коммунизме против любого, чье мнение не нравится плутократам и церковникам. Например, я сурово критиковал советское правительство еще с 1920 года, а в последние годы утверждал, что оно ничуть не лучше правительства нацистов; мои критики все это игнорировали, зато наперебой цитировали одну или две вырванных из контекста фразы, в которых я позволял себе предположить, что в конечном счете для России все закончится благополучно.

Технология общения с людьми, чье мнение не одобряется определенными группами влиятельных личностей, прекрасно отработана и представляет большую опасность для упорядоченного развития. Когда речь идет о молодом и сравнительно малоизвестном человеке, официальное руководство можно заставить обвинить его в профессиональной некомпетентности и по-тихому уволить. Если речь о более взрослых людях, которые слишком хорошо известны, чтобы применять подобный метод, то с ними поступают иначе, искажая истину и возбуждая враждебность широкой публики. Естественно, большинство преподавателей не желает подвергать себя такому риску, а потому старается избегать публичного выражения неортодоксальных мнений. Складывается опасная ситуация, равнодушным интеллектуалам отчасти затыкают рот, а консерваторы и обскурантисты убеждают себя, что могут торжествовать и впредь.

II

Принцип либеральной демократии, вдохновлявший создателей американской конституции, состоит в том, что спорные вопросы должны решаться путем обсуждения, а не силой. Либералы всегда верили, что мнения формируются посредством вольных дискуссий, а не через предоставление права голоса всего одной стороне. Тиранические правительства, равно древние и современные, придерживались и придерживаются противоположной точки зрения. Что касается меня самого, я не вижу оснований порывать с либеральной традицией. Обладай я властью, я не стал бы добиваться того, чтобы лишить моих оппонентов возможности высказываться. Наоборот, я стремился бы создать равные возможности для всех точек зрения, дабы результат определялся по итогам дискуссий и дебатов. Насколько мне известно, среди жертв немецких гонений на академическую среду в Польше оказались некоторые видные специалисты по логике, причем ревностные, ортодоксальные католики[128]. Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы сохранить за этими их академический статус, пусть их единоверцы не ответили мне любезностью на любезность.

Фундаментальное различие между либеральным и нелиберальным мировоззрением заключается в том, что первое считает все на свете подлежащим обсуждению и подвергает любые точки зрения обоснованному сомнению, а второе заранее исходит из того, что конкретное мнение является неоспоримым и доводы от противного не подлежат рассмотрению. В этой позиции любопытна вера в то, что, дескать, при беспристрастных исследованиях возникнут неверные умозаключения, поэтому неведение служит лучшей защитой от ошибок. Такую точку зрения не может разделить ни один человек, желающий, чтобы действиями людей управлял разум, а не предрассудки.