Стремление церкви защитить собственность проявлялось не только в практической жизни, но и на теоретическом уровне. К 1300 г. европейские юристы пришли к выводу, что право собственности и многие другие права основаны на естественном праве, то есть их не может отнять у человека ни один земной владыка{243}
. Велик соблазн счесть теоретические положения отражением реалий. Но на самом деле они примерно так же отражали реалии, как сталинская конституция отражала ГУЛАГ или как нынешние юридические нормы в России отражают дух басманного правосудия. Представления о естественном праве сильно расходились с интересами самих земных владык, а потому они, как правило, делали то, что считали нужным. Конечно, ущерб для общества был в эту эпоху несравненно меньше, чем в эпоху набегов, но нормальному развитию «наезды» сильно мешали.В известной мере бандитскую активность баронов-разбойников удалось вывести с конца XI в. за пределы Европы благодаря Крестовым походам{244}
. «Да станут отныне воинами Христа те, кто раньше были грабителями», – говорил папа Урбан II, призывая выступать против «неверных»{245}. Данную силовую акцию церкви можно, как ни странно, рассматривать в качестве продолжения политики Божьего мира. От политики «кнута» (прямых запретов на разбой) церковь перешла к политике «пряника» (предоставлению возможности наживаться в землях иноверцев) и к тому же оформила этот новый курс как богоугодное дело. Если раньше Бог «требовал» от «силовиков» сдержанности, то теперь «благословил их» на освобождение Святой земли. Однако тем самым проблема насилия лишь была в известной мере смягчена, но не решена.Успех Шампанских ярмарок был связан с тем, что местные графы были одними из немногих сеньоров в Европе, сумевших обеспечить бизнесу хотя бы относительную безопасность. Они назначали особых стражей, охранявших купцов, и разрешили ярмарочным городам иметь специальные суды, обеспечивавшие исполнение сделок и разбиравшие споры. По дороге в Шампань купцов, конечно, грабили, но графы старались и в этом случае вступаться за пострадавших, требуя компенсаций от властей тех стран и городов, где возник инцидент{246}
. Поскольку всюду бизнес оставляли на произвол судьбы, тогда как в Шампани защищали, купцы тянулись туда на ярмарки и приносили доход графам. А вот английский король Эдуард I отметил в 1283 г., что, поскольку права иностранных купцов в Англии недостаточно защищены, «многие торговцы боятся везти свой товар в эту страну, в ущерб себе и всему королевству»{247}. Эти слова были связаны с трагической историей, когда местные купцы жестоко избили и ограбили фламандских торговцев. «Подобные происшествия имели место не только в Англии, – констатирует Авнер Грейф, – ими отмечена вся история средневековой международной торговли. В XII в. отсутствие безопасности часто мешало торговым отношениям между Византией и итальянскими городами-государствами. В 1162 г. пизанцы напали на генуэзский квартал в Константинополе. ‹…› В 1171 г. тот же самый генуэзский квартал атаковали и разрушили венецианцы. Примерно десять лет спустя толпа разгромила все итальянские кварталы в Константинополе во время резни латинян в 1182 г.».{248} И так продолжалось столетиями.Бессилие власти, желавшей порой остановить произвол, нашло свое курьезное выражение в «мудром» решении Карла V Мудрого, который позволил крестьянам бить королевских чиновников, стремившихся бесплатно забирать телеги и сено для государственных надобностей{249}
. Король признал, по сути, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.Вот что писал выдающийся французский историк Люсьен Февр о торговце XVI в.: «Всякий одинокий всадник мог подвергнуться нападению – особенно если он вез на крупе своего коня порядочное количество звонкой монеты, или сопровождал вместе со слугой, как это было в обычае у купцов, повозку с товаром, или вел за собой небольшую вереницу мулов. ‹…› Проводник, предлагавший указать ему путь в заросшей лесом или гористой местности, обычно отыскивался на постоялом дворе и бывал нередко сообщником и кумом разбойников, поджидавших в засаде где-нибудь на трудном переходе. Гостинщик, и он тоже, мог при случае без зазрения совести потребовать выкуп с проезжего, следующего без сопровождающих и не огражденного высоким покровительством власть имущих. ‹…› Сельская местность кишмя кишела беглыми солдатами, мародерами, грабителями, подстеречь купца, и не только отнять все, что было при нем, но и принудить его выложить выкуп, чтобы вернуть себе свободу, – какая славная пожива! Итак, все в жизни купца было трудно, опасно, подвержено случайностям»{250}
.