Читаем Почему так важен Оруэлл полностью

Триумф честности и чистоты истории и литературы, свершившийся во славу рабочего класса, угнетенных народов, а также свободомыслящих интеллектуалов, акт проявления уважения к имени Оруэлла со стороны Каталонии — это меньшее из всего, что мы имеем право ожидать. В этом небольшом событии, в скромном переименовании, прошедшем в Барселоне, многое говорит о нравственности левых. Надо признать, что в двадцатом веке марксизм подарил миру Андреу Нина, но и Ким Ир Сен появился тоже благодаря ему. Очень печально, но слишком многие из тех, кто сам называет себя леваками, либо слишком глупы, либо слишком морально слабы, чтобы признать оба эти факта, а иногда внутренней испорченности некоторых из них хватает на то, чтобы отдать предпочтение второму.

<p>III. Оруэлл и правые</p>

«Семь спорят городов о дедушке Гомере:

В них милостыню он просил у каждой двери!»[33]

Томас Стюарт

Отношение консервативных интеллектуалов и критиков к жизни и творчеству Оруэлла всегда было неровным и переменчивым, но это не помешало им предпринять множество попыток «использовать» его авторитет, или притянуть его на свою сторону, или и то и другое вместе. Это своего рода комплимент, хотя нет причины надеяться, что когда-нибудь мы здесь увидим признательность, в искренности своей близкую к признательности Каталонии.

На первый взгляд представляется несомненным набор нескольких фактов: Оруэлл действительно был одним из отцов-основателей антикоммунизма; он обладал очень развитым чувством патриотизма и сильным чутьем на то, что мы могли бы назвать базовыми понятиями добра и зла; он ни во что не ставил управленческий аппарат и бюрократию; был убежденным индивидуалистом; с недоверием относился к интеллектуалам и академическим ученым и предпочитал полагаться на народную мудрость; он придерживался достаточно традиционных взглядов на сексуальность и вопросы морали, презирал гомосексуалистов и с отвращением относился к абортам, и судя по всему, защищал право на владение личным оружием. Он также предпочитал жизнь в селе жизни в городе и любил стихи с рифмой.

Из этих рассеянных останков можно с большой легкостью (если не с легкомысленной поспешностью) собрать довольно грубый «костяк» английского тори из окрестностей Лондона. Само по себе то обстоятельство, что Оруэлл всю свою жизнь сознательно избегал подобной судьбы и отказывался себя таким признавать, можно списать на дурное воспитание или, возможно, природную его строптивость. Необходимая традиционность проявится — и проявилась — к концу. Вся жизнь, проведенная в самообразовании в совершенно противоположном направлении, ей богу, мало кого интересует.

Я иронизирую — надеюсь, это понятно. В творчестве Оруэлла абсолютно точно присутствует четкое осознание того, что две наиболее ценимые им вещи, а именно те самые свобода и равенство, не являются естественными союзниками друг друга. Очень маловероятно, что «общество свободных и равных людей» — пожалуй, наиболее часто повторяемое понятие в излюбленном его контексте — само по себе сложится в культуре свободной конкуренции, не говоря уже о том, что свободная конкуренция окажется совместима с культурой дирижистского колониального общества, каковым в полной мере была современная Оруэллу Англия. Однако чтобы переход из одного общества в другое в слишком сильном государстве, обладающем собственными честолюбивыми замыслами, все же произошел, вполне и естественно могут потребоваться и элементы планирования, и жесткая налоговая политика, и экономическое регулирование. В этих противоречиях нет ничего нового, Оруэлл просто слишком остро на них реагировал. Вот почему он так восхищался стихийно возникшим братством — третьей составной частью триады 1789 года — в республиканских военных частях Испании и Каталонии. Вот почему он также возлагал большие надежды на народную мудрость и врожденную порядочность британцев, или, лучше сказать, англичан, чьи личные качества, как он думал, могли бы помочь решить проблему без излишних практических и теоретических трудностей (что, в свою очередь, является причиной его неприятия со стороны левых, которые с презрением относятся, или, по крайней мере, всегда относились, к простодушию английского практицизма).

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная публицистика. Лучшее

Почему так важен Оруэлл
Почему так важен Оруэлл

Одного из самых влиятельных интеллектуалов начала XXI века, Кристофера Хитченса часто и охотно сравнивают с Джорджем Оруэллом: оба имеют удивительно схожие биографии, близкий стиль мышления и даже письма. Эта близость к своему герою позволила Хитченсу создать одну из лучших на сегодняшний день биографий Оруэлла.При этом книга Хитченса не только о самом писателе, но и об «оруэлловском» мире — каким тот был в период его жизни, каким стал после его смерти и каков он сейчас. Почему настолько актуальными оказались предвидения Оруэлла, вновь и вновь воплощающиеся в самых разных формах. Почему его так не любили ни «правые», ни «левые» и тем не менее настойчиво пытались призвать в свои ряды — даже после смерти.В поисках источника прозорливости Оруэлла Хитченс глубоко исследует его личность, его мотивации, его устремления и ограничения. Не обходит вниманием самые неоднозначные его черты (включая его антифеминизм и гомофобию) и эпизоды деятельности (в том числе и пресловутый «список Оруэлла»). Портрет Оруэлла, созданный Хитченсом, — исключительно целостный в своей противоречивости, — возможно, наиболее близок к оригиналу.

Кристофер Хитченс

Литературоведение
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное