Притязания консерваторов на Оруэлла как на союзника по холодной войне выглядят не слишком обоснованными. Он сражался в ней уже тогда, когда большая часть тори приветствовала галантное отношение Британии к советскому союзнику. Действительно, ему приписывается авторство термина «холодная война», и абзац, где Оруэлл его употребил, достоин цитирования. 19 октября 1945 года вышло его эссе под названием «Ты и атомная бомба», где он привлекает внимание читателя к военным и политическим рискам, которые несет с собой оружие, обладающее беспрецедентной неизбирательностью и разрушительной мощью. Кроме того, обладание им доступно только избранным странам:
«Возможно, мы направляемся не к всеобщему развалу, но следуем в эпоху такой же устрашающей стабильности, что была характерна для древних рабовладельческих государств. Вокруг теории Джеймса Бернхема[35] было много споров, но лишь немногие до сих пор осознали ее идеологический подтекст: частично это форма мировоззрения, частично — вера и представление о социальном устройстве, что, возможно, должно превалировать в государстве, которое невозможно завоевать и которое находится в состоянии постоянной „холодной войны“ со своими соседями».
Даже по этому короткому фрагменту можно понять, что Оруэлл понимал холодную войну не как прямолинейную борьбу с угрозой тоталитаризма, но как соперничество (довольно хорошо выстроенное) между суперсилами, во время которого для парализации сил противника используется угроза тотального уничтожения. Более подробно эту же мысль он изложил 13 декабря 1946 года:
(i) Русские, что бы они ни говорили, никогда не согласятся на настоящую инспекцию своих территорий со стороны иностранных наблюдателей.
(ii) Американцы, что бы они ни говорили, никогда не согласятся упустить технологическое превосходство в военной области.
(iii) Ни одна страна в мире на сегодняшний день не в состоянии победить в полномасштабной войне.
Проведя разграничение, которому редко уделяется внимание (между холодной войной и гонкой вооружений, или, если угодно, между сталинизацией Восточной Европы и глобальными амбициями Соединенных Штатов), Оруэлл взялся за две, безнадежно спутанные в сознании многих, нити и отделил одну от другой. Он сумел почувствовать начало бесконечной войны экономических систем, и он уже знал к тому моменту, где и как может быть использована бесконечная военная пропаганда. Появление отвратительного мира «1984» стало возможно, разумеется, на фоне постоянной, протекавшей с переменным успехом вражды между тремя региональными сверхдержавами (также стало оно возможным — деталь, на которой редко заостряется внимание, — из-за того, что действие романа происходит в стране, уже пострадавшей от ограниченного «обмена» ядерными ударами: так можно выразиться, позаимствовав идиотский современный эвфемизм, к которому сам Оруэлл отнесся бы с презрением). Когда Никсон и Киссенджер отправились в Китай, которому неоднократно до этого грозили ядерным ударом, и провозгласили наступление эпохи союзнических отношений между Вашингтоном и Пекином в противовес Советскому Союзу, мне вспомнились в связи с этой новостью постоянно перезаключаемые союзы в разных конфигурациях между Океанией, Евразией и Остазией.
Оруэлл не просто придумал термин «холодная война», он сделал гораздо больше. В некоторым смысле на этой войне он оказался первым воином. В 1940-х годах на официальном уровне сложился целый заговор молчания вокруг судьбы 10 000 польских офицеров, убитых агентами советской секретной полиции в лесу рядом с деревней Катынь выстрелами в затылок. Упоминать об этих зверствах считалось недипломатичным даже после появления достоверной информации по катынскому делу. Обвинения в преступлении были предъявлены (а в ходе Нюрнбергского процесса поддержаны советскими юристами) наступающей немецкой армии, которая и обнаружила его следы. Вместе с Артуром Кестлером и группой других людей Оруэлл стремился предать это дело гласности как во время войны, так и после ее окончания, но наталкивался на полное равнодушие официальных лиц к лжи Советов, если не на прямое ей пособничество со стороны высокопоставленных правительственных чинов. Царящая вокруг этого дела моральная атмосфера хорошо отражена в романе «Военные философы» Энтони Пауэлла, одной из частей его военной трилогии из цикла «Танцы под музыку времени». Вплоть до июля 1988 года британские власти, как тори, так и лейбористы, отказывались признавать вину Советского Союза в этом деле, чтобы «не подливать масла в огонь холодной войны». Российская Федерация признала свою ответственность в 1990 году…
Однако вся глубина отличий между мировоззрением Оруэлла и эволюцией концепции холодной войны как западной политической ортодоксии с легкостью можно продемонстрировать, сравнив на примере его взгляды с взглядами трех видных антикоммунистов: Т. С. Элиота, Джеймса Бернхема и Нормана Подгореца, представителя поколения, которого он не застал при жизни.