Почему так важен Оруэлл

В лучшем случае на некоторый, небольшой процент оруэлловского наследия ревизионисты-консерваторы могут претендовать, когда речь заходит о вопросах политэкономии. Прагматический компромисс неприемлем, когда дело касается выбора между свободой и безопасностью, — мысль, снова и снова появляющаяся в его творчестве. (Следовало бы отметить, что в своем отзыве на труд Хайека он упоминал об этой сделке с дьяволом как о чем-то сильно привлекательном для масс, а не для себя.) Однако он писал в те почти забытые времена, когда Кейнс считался чуть ли не либералом, а многие тори полагали, что принцип невмешательства в экономику навсегда ушел в прошлое. Он был либертарианцем еще до того, как либертарианские идеи обрели популярность.

Консервативный читатель имеет право сказать, что Оруэлл в отзыве на экономический труд Хайека, а затем в собственных литературных произведениях, совершил необходимый интеллектуальный шаг в сторону от левых позиций. Однако насчет подобной интерпретации мы располагаем его собственным хорошо обдуманным и взвешенным опровержением. Оруэлл выпустил по этому поводу огромное количество заявлений, самое однозначное из которых было направлено Фрэнсису Хенсону из объединенного профсоюза работников автопромышленности. В 1946 году Хенсон посетил Оруэлла, чтобы рассказать ему о работе нового Международного комитета спасения и помощи, и это вдохновило Оруэлла в достаточной степени для того, чтобы рекомендовать его Артуру Кестлеру. Как он писал Кестлеру, комитет имеет цели: «оказывать содействие жертвам тоталитаризма, особенно в том, что касается облегчения участи обездоленных, помощи политическим беженцам, старающимся выбраться из тоталитарных стран, и так далее. Он произвел на меня большое впечатление тем, что его организация имеет очевидную антисталинскую направленность, что они все прекрасно знают о сталинских методах и держатся от них подальше, что их неприятие сталинизма настолько сильно, что люди, которым они помогают, в основном оказываются троцкистами и так далее…»

В числе контактов людей, способных помочь в этой работе, он приложил адрес Виктора Сержа в Мексике.

Три года спустя, когда самая далекая от литературы газета, нью-йоркская Daily News, вышла с передовицей, утверждавшей, что роман «1984» был атакой на лейбористское правительство Британии, Оруэлл попросил Фрэнсиса Хенсона выступить с заявлением, написав ему следующее:

«Мой последний роман задумывался не как атака на социализм или же британскую лейбористскую партию (сторонником которой я являюсь), но только как разоблачение того искажения действительности, к которому имеет склонность общество с централизованной экономикой и которое уже частично было воплощено в коммунизме и фашизме… События в книге перенесены в Британию, чтобы подчеркнуть, что англоговорящие расы от природы своей ничем не лучше остальных и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может одержать триумф где угодно».

Лейбористское правительство, в конце концов, только что более или менее достойно закончило переговоры о независимости для Индии и Бирмы, достижение, из-за которого на социалистов оказывалось некоторое давление (и к которому, возможно, лучше было двигаться по графику социалистов, чем слушаясь угасающего ритма умирающей империи с непременным аккомпанементом в виде отвратительных сцен поспешного бегства из распадающихся ее частей). Несмотря на это тщательно сформулированное непризнание, или даже официальное опровержение, разные авторы в расчете на быстрый успех продолжали использовать даже изношенный лейборизм 1970-х годов в качестве шаблона для своих а-ля оруэлловских литературных предприятий. В опубликованном в 1978 году романе «1985» Энтони Берджесса мы находим страну, которая, в отличие от «Военно-воздушной зоны № 1», получила собственное название «ОКния»[34] — в честь древних динозавров и ломовых лошадей из объединенного конгресса (ОК) профсоюзов. В этой антиутопии все отели страны управляются арабами, поэтому мы здесь имеем «Аль-Хилтоны» и, к моему глубокому сожалению, «Аль-Ида-инны», шайки жестоких грабителей называются куминами, что на суахили означает «тинейджеры», а население общается на ЯРе (языке рабочих). Даже Роберт Конквест написал стих под названием «1974 год: осталось десять лет», запихнув туда пугающие образы Тони Бенна, Конгресса объединенных профсоюзов (опять), студенческой троцкистской лиги «Спартака» и ИРА. Все это не слишком внушало страх даже во времена Конквеста, сегодня же смотрится в лучшем случае экстравагантно. Есть все-таки некоторая эстетическая разница, не говоря уже о разнице в идеологии, между деиндустриализованной банановой республикой и закрытым государством террора — упорство, с которым Оруэлл настаивал на их различии, представляется просто необходимым.