Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Я лично не могу назвать ни одной идеи из сборника статей «Из глубины», которые были реакцией на октябрьский переворот, которые не сохраняли бы свою актуальность по сей день. Самый простой пример: спор между Николаем Бердяевым и Семеном Франком о сущности октябрьского переворота. Если для Николая Бердяева за детищем Ленина и Троцкого, за событиями 1917 года стоял какой-то апокалипсический смысл, то для того же Семена Франка, Сергея Булгакова и А. С. Изгоева ничего, кроме очередного русского бунта, бессмысленного и беспощадного, не стояло. Никакой революции в точном смысле этого слова в октябрьском перевороте 1917 года самом по себе для названных авторов сборника «Из глубины» не существовало. Во-первых, нельзя не видеть, обращал внимание Семен Франк, что ни русские рабочие, ни, тем более, русские крестьяне не хотели социализма как централизованной организации труда, как общества без денег и частной собственности. У нас, кстати, до сих пор не знают, и это показали нынешние дискуссии об Октябре, что в основе учения Карла Маркса о коммунизме лежит идея Гракха Бабефа соединить общественную собственность на средства производства с его военной организацией. «Конечно, – писал Семен Франк, – наши рабочие стремились не к социализму, а просто к привольной жизни, к безмерному увеличению своих доходов и возможному сокращению труда; наши солдаты отказались воевать не из идеи интернационализма, а просто как усталые люди, чуждые идее государственного долга и помышлявшие не о родине и государстве, а лишь о своей деревне, которая далеко и до которой „немец не дойдет“; и, в особенности, столь неожиданно обращенные в „эсеров“ крестьяне делили землю не из веры в правду социализма, а одержимые яростной корыстью собственников»[199]. Как бы в споре с Николаем Бердяевым Семен Франк настаивал на том, что в тех мотивах, которые стояли за революцией 1917 года за «слепым восторгом самоуничтожения», за «темной исступленностью погромов», не может быть ничего исторического. «Неприкрытое, голое зло грубых вожделений, – писал Семен Франк, – никогда не может стать могущественной исторической силой»[200].

Во-вторых, об этом подробно писал уже А. С. Изгоев, если русская революция и имела какой-то всечеловеческий смысл, то только в том, что показала миру уродства, бесчеловечность общества, которое претендует стать «антибуржуазным», которое строится по принципу отрицания фундаментальной основы европейской цивилизации, т. е. отрицания частной собственности. Социализм, который начали строить большевики, писал А. С. Изгоев, показал миру «кошмарные картины одичания, возвращения к временам черной смерти, тридцатилетней войны, великой московской смуты, неслыханного деспотизма, чудовищных насилий и полного разрыва социальных связей. Таким оказался социализм, осуществленный, испробованный в жизни»[201].

И уже в 1918 году, в самом начале коммунистического эксперимента, который продолжался 70 лет, А. С. Изгоев предвидел, что подлинный исторический смысл истории, начало которой положил октябрьский переворот 1917 года, будет состоять в том, что мы, русские, покажем человечеству, чего ни при каких условиях не надо делать. И говорит в этой связи А. С. Изгоев – как тут не вспомнить слова Чаадаева: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества, и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение»[202]. А. С. Изгоев пишет, что в этих словах, сказанных, кстати, за 90 лет до революции 1917 года, «слышится какое-то пророчество». Мне лично остается добавить, что и сейчас, спустя без малого 200 лет, в этих словах слышится не просто пророчество, а страшный приговор. Мы и сегодня как бы продолжаем жить вне человечества.

И еще не могу не сказать о том, что А. С. Изгоев еще 100 лет назад предвидел, что найдутся спустя годы апологеты Октября, которые будут связывать с ним очеловечивание капитализма с социализацией индустриальной Европы. Но все дело в том, напоминал еще в 1918 году А. С. Изгоев, что очеловечивание капитализма, к примеру, осуществленное в Германии под руководством немецкой социал-демократии, началось задолго до Октября. И связано оно, это очеловечивание капитализма, с кооперативным и профсоюзным движением. Все эти формы социализации, напоминал А. С. Изгоев, никак не были связаны с идеей социализма, они были по происхождению буржуазны, ибо не посягали на частную собственность и, по сути, противостояли этому социализму. Совсем не случайно, напоминал А. С. Изгоев, русские марксисты, т. е. большевики, были убежденными противниками кооперации и профсоюзного движения.