Почти как люди

А ты там одна, девочка с красными волосами. Вернее, не одна, конечно, а с кем угодно, только не со мной. Я не болен ни СПИДом, ни раком, в моем левом ухе не свили гнездо крохотные копошащиеся насекомые, у меня две руки, две ноги, не лишённая приятности наружность, а вокруг нет ни войны, ни повальной пандемии, ни ещё каких-нибудь признаков Судного дня – мир пахнет вкусным пивом и свежим летним вечером. Но всё-таки, не смотря на это, грустно. Что же ты наделала, девочка с красными волосами? Зачем организовала мне такую чудовищную пакость?

– Вкусное пиво, ага?

– Ага.

Опять Алиса – на сей раз не с красными волосами, а с белыми, до плеч, и лет девятнадцати отроду. Но все равно ведь Алиса…

– А чего ты тут один?

Боже, да эта девочка – само простодушие! Глазками хлопает, смущённо улыбается, кружевной рукавчик теребит… Прелесть! Вот только имечко не подходящее. Будь ты, скажем, Аней, или хотя бы Полиной – тогда бы другое дело… Хотя что значит – другое дело? Она только школу год назад закончила, какие там с ней дела?

– А я тоже себе взяла,– говорит обладательница не своего имени, и показывает на маленький пакетик,– две баночки. Можно с тобой посидеть?

Киваю, а сам все мысль какую-то фантастическую додумываю – ну, подумаешь, школу год назад окончила. Не детский сад ведь! А девятнадцать лет – это ведь вам не пятнадцать…

– Садись, конечно. Кстати, знаешь что…

И заструилась неспешная, приятная, хоть и не ведущая ни к чему беседа. Я самозабвенно и с удовольствием рассказывал о себе – не часто выпадает такой случай, в основном ведь сам выслушиваешь чьи-нибудь исповеди, или щедро приукрашенные биографии, а тут такой повод, что грех не воспользоваться. Девочка слушала внимательно, и даже с искренним интересом, в нужных местах удивлённо охала, или смеялась, или вздыхала, чем радовала меня ещё сильнее. За время этой беседы, больше смахивающей на талантливый спектакль одного актера, я успел приговорить четыре бутылки пива, а Алиса – две.

– Нам нужно взять ещё!– распорядился я.

Девочка кивнула, но смущённо предупредила:

– Знаешь, я когда пью, становлюсь такая глупая…

– Ерунда! От этого дела ещё никто не поумнел. Хотя знал я одного товарища…

И моноспектакль продолжился. Во мне будто плотину прорвало – все говорю, говорю, говорю, и никак не могу остановиться. Видимо, мне это было просто необходимо. Истории цеплялись одна за другую, стремительно неслась мимо вереница восстановленных мной по памяти образов, туго втиснутых в слова: всякие люди, победы и поражения, чьи-то квартиры, переполненные пьяным, счастливым сбродом, ночные столичные проспекты, занесённые снегом, осенние скверы с их восхитительными лавками, редкие драки, частые танцы на самом краю пропасти, ворох забавных и не очень казусов, какие-то болезненные рефлексии, трогательная поэзия любовных переживаний и монотонная проза заурядного быта… А потом вдруг всплывает какой-нибудь товарный вагон, мчащийся черт знает куда, и я на его пыльном полу, с бутылкой в руках и сигаретой во рту… И вслед за этим вагоном- переполненный концертный зал, где я уже не на полу, а на сцене… И ещё угрюмый горец, угрожающий мне ножом в полутемном дворе… И ещё веселая проводница, угощающая меня домашним вином в своем купе…

Между тем, приобретя ещё пива, мы вернулись на прежнее место, в сквер.

– Тебе интересно?– в который раз спросил я девочку.

Она в который раз благодарно кивнула.

– А что на работе творится, ты бы знала!

– Расскажи.

– Да что там рассказывать? Причиняем ни в чем не повинным людям радость в особо крупных размерах – вот и все. Ну и пьем ещё. Не поверишь, у нас даже на репетициях пьют – ничего не боятся! За сорок пять минут бутылка водки на троих приговаривается.

– Кто ж у вас такой смелый?

– Да кто-кто… Полпальца и Вершинский, например.

– А третий кто?

– Я.

Алиса опять смеётся, и я, вдохновленный такой реакцией, продолжаю:

– Да это ещё что! Вот, бывает, соберёмся где-нибудь с ребятами после концерта, и начинаем… Как бы это объяснить… В общем, ебениться. Пить, то есть.

– И что?

– И наебениваемся!– с гордостью объявляю я,– приходи к нам работать – все сама увидишь!

– Приду,– обещает она,– а теперь может быть уже пойдем в отель?

Я замолкаю, перевожу дух, оглядываюсь по сторонам – действительно, уже стемнело, зажглись фонари, опустела прилегающая к северу улица. А душа, освобожденная от всего того шлака, что я проговорил вслух, теперь просит поступка – неважно какого, лишь бы, красивого, сильного, смелого… Пусть даже глупого. И у меня уже нет сил бороться с этим желанием – я резко придвигаюсь к Алисе вплотную, и целую ее. Она не сопротивляется, даже наоборот… Черт возьми, а она ведь ждала от меня именно этого! Ее губы жарки, покорны и неумелы, ее тело подрагивает от сладкого напряжения…