Почти как люди

Да, новый мир оказался чудовищно несовершенен, но каждый раз, засыпая, Марина Викторовна обещала подушке и самой себе, что постарается всё исправить. Молодежь, коллеги по работе, соседи, водители общественного транспорта, продавцы в магазинах, пьянчуги на лавке под окном – все это нуждалось в исправлении, и Марина Викторовна, ничуть не смущенная масштабами предстоящих работ по усовершенствованию мира, терпеливо несла свой крест. Впрочем, в нашей компании она явно чувствовала себя как рыба в воде – никто не препятствовал ее посеву хорошего, доброго, вечного, ибо всем было лень.

Короче говоря, по приказу Марины Викторовны я жил с переводчиком Жорой.

Третий гастрольный день подползал к концу, за окном отельного номера вечерело. Впрочем, как пролетели эти три дня, я плохо помнил – кажется, что-то репетировали, куда-то переезжали, где-то играли концерты… Мысли мои были заняты совсем другим. Вот и сейчас, краем уха слушая Жорину болтовню, я вертел в руках телефон, и все бился над одной-единственной дилеммой – писать или не писать ей? Вот, допустим, решусь написать. А что писать-то? Привет, как поживаешь? А она ответит – привет, нормально. И на этом всё. Может, конечно, спросит из вежливости, как дела у меня, и тогда можно будет рассказать обо всем, что происходит, хотя происходит, в общем-то, не бог весть что. Тогда и она, возможно, расскажет, что творится у нее. И что, от этого станет легче? Ну, расскажет она, как ходит по гостям, как гуляет по вечерам, как пьет холодное пиво, как по выходным ездит на пикники… А потом сиди, и додумывай в глухом отчаянии, с кем она ездит на пикники, с кем гуляет и с кем пьет. Ведь точно же не одна. Таким девушкам запрещено проводить досуг одним, и любой мужчина знает об этом. Нет, разумеется, она не святая, и разумеется, она не одна. А с кем, с кем?! Да какая, в сущности, разница… Главное что не со мной. Вот и думай после этого – может лучше и не писать вовсе?

– Жора, а у тебя есть женщина?– чтобы хоть как-то отвлечься, спросил я.

– Неа,– Жора энергично покрутил головой,– нафиг она мне сдалась? То есть иногда какие-то женщины появляются, но так, чтобы постоянная… А что?

– Нет,– подумав, ответил я,– ничего.

Не хочу я делиться с ним своей тоской. Впрочем, я бы и радостью с ним не поделился – слишком неестественно смеётся.

– Пойду,– говорю,– пройдусь.

– Иди,– соглашается Жора.

***

Я устроил привал в небольшом сквере, расположенном через две улицы от отеля. У сквера этого были два достоинства – во-первых тихо и немноголюдно, а во-вторых рядом магазин. В ногах у меня лежал пластиковый пакет, заполненный банками с пивом – одну я достал, не спеша вскрыл, сделал глоток. Сразу вспомнился Димка Ситников, кларнетист из нашего оркестра, не признающий никаких других спиртных напитков, кроме немецкого пива. На родине и даже за ее пределами Дима не пил вообще, при любом удобном случае яростно отстаивая права здорового духа в здоровом теле. Но едва мы пересекали границу Германии, этот человек пропадал, а на его месте возникал новый, с вечным пивным амбрэ и вечно гремящей авоськой в руках, буквально трещащей по швам от пивных бутылок. С этой никогда не пустеющей авоськой он завтракал и обедал, ложился спать и просыпался, ездил в автобусе и ходил по улицам любых немецких городов. Даже на концертах она лежала рядом с его пультом. Помню, как однажды он напился так, что не мог сам выбраться на сцену – его выводили под руки. Весь концерт он, не жалея себя, дул в свой кларнет, отчего к концу лицо его приобрело кирпичные оттенки, а после его с трудом транспортировали в отель, где он благополучно уснул. Наутро же, едва разлепив глаза и достав из авоськи новую бутылку, Ситников полюбопытствовал у коллеги, как же вчера прошел концерт без кларнета.

– Почему без кларнета?– удивился коллега,– ты же играл!

– Я?– Дима воззрился на коллегу с зашкаливающей дозой удивления во взгляде,– играл???

И трижды перекрестился.

Однако, едва оркестр выезжал за пределы Германии, как Дима вновь превращался в самого обыкновенного, тихого и мирного человека, одним своим видом отрицающего любые связи с алкогольной вселенной.

Я улыбнулся воспоминанию, сделал ещё несколько глотков. Черт возьми, а ведь у них действительно самое лучшее пиво! Разве что еще чехи как-то конкурировать могут. А главное, какая смехотворная цена при таком качестве! Дома подобное хрен себе позволишь, ибо, начав когда-то в музыке с самого, что ни на есть, нуля, к двадцати пяти годам, благодаря упорным стараниям, я достиг крайней степени бедности. И ведь, что самое интересное, не жалею…