– А помните, пацаны, как мы в Австралию на гастроли ездили?– раздул угли уже почти затухшей беседы Таран.
– Помню-помню, весело было,– подтвердил Февраль.
– Я тогда как раз с тобой жил, помнишь?– Таран, кажется, даже про пиво в руке забыл, целиком отдавшись воспоминаниям,– приехали мы, значит… Не помню даже, что это за город был такой… Расселились. Ну, какой-то перец от лица пригласивших нас хозяев давай балакать, типа куда ходить можно, куда нельзя. Есть, говорит, улицы нормальные, а есть типа которые под местной братвой. Там действительно кварталы некоторые солидные ребятки держат – сам видел! При волынах и перьях, короче все по делу. К таким влезешь случайно- общиплют, как куру. Ну этот тип, короче, балакает обо всем таком, а в конце говорит – это, типа, все фигня, а самое главное…
Тут Таран вспомнил про пиво, отхлебнул, продолжил:
– Но самое главное- в порт не ходите. Нечего вам там делать. Типа порт крышует самый солидняк, и как стемнеет, там свои мутки мутятся, и лезть в них не надо. Ну и вот Февраль с Полпальцем на прогулку собрались. Меня тоже звали, но я, если по честноку – забздел, в гостинице остался. Ну, думаю, нафиг. Себе дороже будет. Ушли они. А я жду. Восемь часов ночи – их нет. Девять – их нет. Десять – нет. После одинадцати я уже на измену капитально так подсел. Все, думаю, исполнили пацанов. Хоть ты к ментам местным беги, хоть морги обзванивай. И тут, около часа ночи, слышу – кто-то на всю улицу песню ревёт. Типа по диким степям Забайкалья, или что-то вроде того. Я в окно высунулся, и вижу – идут. Ну чисто черти! Оба голые по пояс – жарко. И пьяные вдрызг! А от них во все стороны эти самые, солидные с перьями, шарахаются. Как от огня, в натуре! А нашим хоть бы что – идут, песню гарланят на весь квартал. Пришли, такие, в номер входят, еле на ногах держатся. Как вы так шли, черти, спрашиваю? Они говорят – нормально. И никто к ним даже не сунулся – во как все бандюганы обосрались, когда наших увидали! И ладно ещё Полпальца, хрен бы с ним. Но у Февраля из обоих карманов бабки торчат мятые – из одного доллары, из другого евро. Где, спрашиваю, были? Ходили, говорят, в портовый бар! И так спокойно говорят, как будто бы у себя на родине посреди дня за хлебом вышли! Не, ну это чистый номер!
Все мы долго хохотали, а потом Полпальца пошел заряжать мангал.
– Слушай,– воспользовавшись моментом, шепнул мне Толик,– давай я Алисе позвоню?
– Зачем?– как-то сразу занервничал я.
– Ну как зачем? Скажу, что сидим тут, отдыхаем. Вот шашлык, вот пиво. И ещё водка есть. А главное, как бы между делом скажу, что и ты тут, с нами. Вот увидишь, примчится! Электрички ведь ещё ходят!
– Нет, Толик, не примчится,– говорю,– эту страницу мы уже перелистнули.
– Да как же ты теперь будешь, без нее? Совсем ведь затухнешь! Работа-то у вас на двоих одна – будешь видеть ее каждый день, тосковать…
– Нет, не буду,– я улыбнулся,– а буду я подошвами своих новеньких кирзовых сапожек плац топтать. Или зубной щеткой унитазы от всякого отчищать. Или ещё чего…
Помолчали.
– Может ещё как-нибудь наладиться?– спросил через минуту Толик, имея ввиду то ли мою путевку на курорт, то ли девочку с красными волосами.
– Нет, не наладиться,– шепнул я, и вдруг как-то в один миг рассверепел,– да что я, мальчик, что ли?! Бегать от них… Или за ней…
– Да что ты, что ты,– забеспокоился Толик.
– Все нормально.– сказал я, махнув рукой,– И было. И будет. И есть.
– Малый,– вдруг обратился ко мне Полпальца, не слышавший нашего разговора,– слушай, а сходи-ка в дом, принеси водочки из холодильничка. Только не из того, что на кухне, а из другого. Он в комнате у меня стоит, понял?
Я кивнул, поднялся, и пошел исполнять пожелание хозяина.
В доме было прохладно, и пахло так, как, наверное, пахнет во всех дачных и деревенских жилищах – незамысловатым бытом, старыми вещами, немного газом от стоящей в углу старенькой, давно не мытой плиты, и ещё немного стариками, которые, видимо, жили здесь когда-то… В комнате я тоже не отметил ничего необычного – продавленный диван, нелепый и смешной в своей грузной величине шкаф по последней моде середины прошлого века, засиженные мухами две-три репродукции на одной стене, цветастый ковер – на другой, пыльная радиоточка в углу, и, собственно, холодильник. На холодильнике, в рамках, две фотографии. На одной из них, присмотревшись, я обнаружил Полпальца – совсем молодого, голого по пояс и действительно поджарого, с широкой ухмылкой на лице, которое сейчас стало вроде бы в половину больше, с шальным, бесовским взглядом, с копной черных, непослушных волос. Он стоял на каком-то причале, и рядом с ним стоял мальчишка негр, тоже голый по пояс, тоже улыбающийся, и держащий в руке весло, вдвое больше его роста. А на заднем плане виднелась спущенная на воду лодка. Наверное, это и была та самая пирога…
– Не врал значит, бес,– улыбнувшись, сказал сам себе я, хотя и до этого почти наверняка знал, что Полпальца не врал.
Может быть, он поэтому именно меня и послал, чтобы я увидел фотографию и убедился, что рассказанная история – правдива?