Почти как люди

Вторую фотографию я толком рассмотреть не успел (запомнились только какие-то люди, очень много людей, построенные в два ряда и бесстрашно вглядывающиеся в объектив аппарата неизвестного фотографа), потому что до меня донёсся голос Полпальца:

– Ну что, малый, нашел?

Я распахнул холодильник, схватил холодную бутылку, и поспешил назад, на улицу.

***

С наступлением темноты ничего кардинально не поменялось, то есть было по-прежнему приятно. Приятно смотреть на мерцающие в мангале угли, приятно потягивать перемешанную с соком водку (ибо в чистом виде родимая уже  не лезла), приятно перебрасываться короткими, ленивыми предложениями с сидящим напротив Полпальцем. Толик и Февраль, восхищённые внезапно пришедшей идеей, ушли купаться на озеро, Таран крепко перебрал, и вот уже час как похрапывал где-то в доме, а Шурка уснул прямо за столом, уложив щеку на аккуратно сложенные руки.

– Да и хрен с ним, с этим увольнением, малый,– говорил Полпальца,– мне ведь и до пенсии не так далеко, как кажется, бляха муха. Меня по возрасту уже в женскую баню без страха пускать должны, понял?

Я кивнул.

– Кстати о бане. Знаешь, почему Таран от гастролей следующих отказался? У него, мол, святая баня из-за них накрывается! Он каждую неделю, по вторникам, ходит с бывшими одноклассниками в баню, и не пропускает ее ни при каких обстоятельствах. Ото всех халтур отказывается, лишь бы свою вторничную баню не пропустить, бляха муха. А когда ему гастроли предложили, так он посчитал, прикинул, что это ведь четыре вторника в трубу вылетает – покряхтел, и отказался.

Я опять кивнул, не отрывая глаз от догорающих углей.

Ночь. И так тихо вокруг, что хочется гаркнуть что-нибудь во всю глотку – пусть подскачут на своих продавленных дачных диванах тетеньки и дяденьки, перекрестятся, или тихо ругнуться сквозь сон, мол, черт бы подрал все это пьяное хулиганье… Но лучше промолчать, потому что ведь тихо и спокойно, и потрескивают угли…

– Мужики!!!

Мы с Полпальцем дернулись одновременно – слишком уж грубо отчаянный вопль Толика откуда-то из темноты, от забора, разодрал тишину.

– Мужики!!!

– Ты чего орёшь, бляха муха?

– Мужики, Февраль утонул!

Полпальца пожал плечами, неторопливо наполнил свою рюмку, сказал:

– Помянем.

– Вы что, ахерели?! Я говорю – Февраль  утонул!!!

– Малый,– тихо обратился Полпальца ко мне,– сходи, глянь, что там стряслось. Я бы и сам сходил, но мне как-то влом.

Я встал и побрел в темноту, на голос Толика, испытывая лишь лёгкое разочарование – видимо, часть святой невозмутимости Полпальца передалась и мне. А вот Толика била крупная дрожь. Алкоголь и страх – не самая лучшая смесь. Всю дорогу до озера, он вопрошал:

– Господи, за что? Ну за что так сурово караешь?!

И затем:

– Ты понимаешь, утонул! Он у-то-нул!!! Кого звать-то теперь? Кому звонить – ментам или скорой?

Вышли к озеру – гладкое чёрное зеркало, блестящее в общей темноте. Примерно минуту я всматривался в эту черноту, и, наконец, различил предмет, спокойно скользящий над водой- это была голова Февраля. Почти сразу я расслышал тихий, ритмичный плеск – Февраль медленно плыл кролем в сторону нашего берега.

– Дурак ты, Толик. Вон же он плывет!

– Где?!

– Да вон!

– Что, уже тело всплыло?

– Не тонул он, дубина. Ладно, я назад пошел.

Пошел один – Толик остался дожидаться внезапно воскресшего, мокрого Февраля. Пока шел, перебирал в голове разные мысли, словно во время уборки открыл ящик стола со всяким хламом – это выбросить, и это выбросить, а вот это ничего, можно оставить, и даже водрузить на какое-нибудь видное место…  Впрочем, ничего дельного не обнаружил – так, мелочевка.

– Ну что там, малый?– поинтересовался Полпальца, едва я прошел сквозь тихонько скрипнувшую калитку.

Я лишь махнул рукой – он все понял, кивнул, и мы оба вернулись к столу.

– Знаешь, малый, а ведь все это не так и плохо. Уволили… Ну и что? Займусь чем-нибудь другим. Например ананасы выращивать буду. Ты ананасы любишь?

– Люблю.

– Смешно, да? Шутка, юмор, блин. А на самом деле мне-то и делать ничего другого не хочется. Я как дитя малое, понимаешь? Всю жизнь в этом во всем варился, а теперь вот сам по себе оказался, и как ребёнок – ничего не знаю, не понимаю, не умею… Вот и что теперь делать? Может помереть, а, малый?

– Да ну тебя. Давай лучше ещё выпьем.

– Давай, бляха муха. Может, сопьюсь? А что, это мысль!

Спустя полчаса вернулись Толик с Февралем, и как-то сразу все мы засобиралась спать. Выпито было более чем достаточно. В доме Полпальца быстро распределил спальные места – мне был отведен скромный топчан на чердаке, Февралю и Толику досталась роскошная двуспальная кровать в единственной комнате, где на полу уже спал Таран. Шурку, уснувшего за столом, тоже растормошили и разместили в старом кресле на кухне.

– А ты где будешь?– спросил я, уже поставив одну ногу на ступень стремянки, ведущей на чердак.

– А я там, посижу ещё,– уклончиво ответил Полпальца.