Почти как люди

Короче, Гусле приглянулась Катька – вот и весь разговор. Минут пять он нервно ерзал в своем кресле, решая, видимо, как подобраться к объекту своих интимно-любовных грез, а потом просто встал и пошел по проходу к ее месту – я наблюдал за всем этим с вялым любопытством, устав от созерцания заоконных пейзажей, а так же от бесконечных оркестровых баек, служащих, наверное, обитателям автобусной галерки чем-то вроде закуски к алкоголю. Дойдя до Катьки, Гусля коротко переговорил о чем-то с контрабасистом Женей, сидящим через проход от нее, после чего они, по обоюдному согласию, поменялись местами.

Однако, в течение часа Гусля несколько раз возвращался на галерку, дабы пополнить запасы пива в своем организме, и в один из таких разов я, забавы ради, увязался в женскую часть салона вместе с ним, тоже на время поменявшись своим местом. Каково же было мое удивление, граничащие с лёгким испугом, когда оказалось, что рядом с Катькой сидит Алиса – та самая девочка с красными волосами, поившая меня спиртом из фляги в ту давнюю, зимнюю ночь… На мое появление, впрочем, она никак не отреагировала, чему, в глубине души, я сначала обрадовался, а потом наоборот, зато у Катьки с Гуслей быстро образовалась настоящая идиллия – они самозабвенно беседовали обо всем на свете, не сильно заботясь о смысловой составляющей беседы, я же ограничивался короткими абстрактными репликами. Сзади нас сидели двое трубачей, выбравших самый традиционный метод убийства дорожного времени – раз в два часа они просыпались, ходили на стоянке в туалет, выпивали бутылку виски на двоих, и вновь засыпали. После очередной стоянки один из них даже снял свои туфли, спрятал их в пластиковый пакет и повесил на подлокотник кресла. Такие пакеты висели на подлокотниках у всех – туда сбрасывали мусор.

– А я вообще думаю, что всех пидорасов нужно отдельно от нормальных людей селить. Например, на соседней планете.– Вещал Гусля.

– К чужим слабостям нужно относиться с пониманием,– не соглашалась Катька,– ты представь, если тебя так же, на соседнюю планету.

– А меня-то за что?

– Ну, например за то, что ты пьешь много и пидорасов не любишь.

– Да за что ж их любить-то?

– Пидорасы,– внес свою лепту я,– это вполне себе естественное природное явление, кстати. Знаете, у животных ведь так же – когда случается перенаселение, например, у оленей или волков, многие особи становятся пидорасами. Так природой задумано, чтобы вид какое-то время не размножался.

– Не думаю,– веско бросил Гусля.

– Чего не думаешь?

– Не думаю, что у волков. Волки – благородные животные. Санитары леса, там, все дела… А пидорасы – скоты.

И тут к разговору ни с того, ни с сего присоединилась Алиса, от чего у меня в груди что-то предательски задребезжало, а затем и вовсе лопнуло, разлетевшись на добрую сотню осколков. Если честно, вообще не помню о чем она говорила – наверное, я и не слушал, а только смотрел, КАК она это делает, стараясь не упустить ни одной детали. А делала она это, надо сказать, просто великолепно: ее пальцы то и дело касались волос, то отбрасывая со лба мятежную прядь, то просто поправляя и без того аккуратно разложенную по плечам гриву, ее губы – узкие, тонкие, и какие-то даже детские – так мило исполняли свой привычный танец, что хотелось тут же засмеяться и поцеловать их без всяких объяснений, а ее глаза… Интереснее всего было смотреть в ее глаза – кажется, я ещё никогда не видел таких: зрачки словно бы опоясывали тонкие, светящиеся кольца, благодаря которым казалось, что и сам взгляд ее как бы светится изнутри, но свечение это не доброе или нежное, как бывает, когда на тебя смотрит невинная барышня, мечтающая о ворохе детей и любви до гроба, а наоборот, лукавое, игривое, шальное… Ко всему прочему, Алиса ежеминутно поправляла футболку, туго обтягивающую уважительных размеров бюст, который, впрочем, никакого особого волшебства не источал, но был приятным дополнением ко всему остальному, будто бы намекая, что его хозяйка – не какой-то эфемерный фантом, одушевленный моим воображением, а вполне конкретный, живой человек из плоти и крови, которого, при удачном стечении обстоятельств, можно… Ну, скажем, потрогать.

И тут же я внезапно разозлился на себя до такой степени, что даже зубами заскрипел. "Ну глаза, ну волосы, ну грудь, и что с того?! – предъявил я себе вполне обоснованные претензии,– можно подумать, тебе до этого попадались сплошь слепые, лысые и безгрудые. Подумаешь, тоже мне… Видали, чего уж, и погрудастее, и поглазастее, да и вообще, поволшебнее". Чтобы скрыть свой гнев, я отвернулся и уставился в окно, то сжимая, то разжимая кулаки. Однако, от Гусли это не укрылось.

– Ты чего?– спросил он.

– Ничего,– буркнул я в ответ.

– Нет, если ты за пидорасов обиделся, то извини, конечно…– Гусля виновато потупился,– но что ж я поделать с собой могу? Ну не нравятся мне они! Ну сильно не нравятся!

– Не обращай внимания,– хихикнула Алиса,– это он просто засмотрелся, да не выдержал.

От такой подлости я разозлился ещё больше, и вновь повернулся лицом к ней. Ах ты ж, змеюка ядовитая! Ну я сейчас тебя…