– А что,– осведомился я таким тоном, что, казалось, после этих слов температура в салоне автобуса должна упасть градусов, эдак, до минус сорока,– у нас теперь за просмотр деньги берут?
– А ты как думал?– вопросом на вопрос отозвалась Алиса, проигнорировав веющий от меня холод.
– Я вообще не думал. Куда уж мне, убогому…
– Ну так и не возникай тогда, а слушай, как умные люди беседуют.
Первый, а, возможно, и единственный раунд закончился не в мою пользу, и я, насупившись, действительно принялся слушать. А беседа, тем временем, шла уже между Алисой и Катькой – удивленный Гусля пока помалкивал, переводя взгляд с меня на Алису и обратно, не в силах понять, что же это такое только что произошло. Я озлобленно вслушивался в речь красноволосой бестии, и с наслаждением выхватывал из нее отдельные слова и даже целые фразы, произнесенные либо с неправильным ударением, либо с характерным провинциальным акцентом. Иными словами, я с тихим злорадством отслеживал позорную неграмотность, сквозящую то там, то здесь, и мысленно потирал руки, в предвкушении реванша. "Вот, полюбуйся,– глумливо обращался к себе я,– типичный случай: бабу из деревни вытянули, а деревню из бабы – забыли. Ну ничего, мы вот сейчас с козырей зайдём…"
– Послушай,– намеренно громко обратился я к Гусле,– а что, если среди тех пидорасов, которых ты на другую планету отселить собрался, найдутся нужные?
– В каком смысле, нужные?
– Да в таком, что без них человечеству будет житься хреновее. Как, кстати, насчёт Петра Ильича?
– Нет, ну ты загнул,– Гусля явно почувствовал себя не в своей тарелке, хотя сочащаяся из меня злоба адресовалась вовсе не ему,– Чайковский молодец, он же гений…
– И пидорас!– вставил я.
– Ну… Ну и что? Зато музыку писал…
– А как быть, к примеру, с Сократом?– продолжил наседать я,– начнем с того, что у них там женщина…
Тут я ожог взглядом красноволосую змеюку, и веско продолжил:
-… Женщина была вроде собаки, или другого домашнего животного. Спать с ней было недостойно для уважающего себя мужика, а вот с себеподобными, достойными – совсем не зазорно, даже наоборот. Так что, и Сократа на другую планету?
Черт знает, откуда я вытянул все это – вероятно, где-то услышал или прочёл. Так ли все было на самом деле – большой вопрос, и если о судьбе Сократа я как-то и не думал даже, то в гомосексуальных наклонностях Петра Ильича сомневался всегда, сколько себя помню. Однако, сейчас это не имело никакого значения, сейчас важно было не что говорить, а как. И я говорил, говорил, говорил, каждым словом бичуя напуганных слушателей. Смотрел же я только на нее.
Она же, разумеется, поступила так, как поступают почти все особи женского пола, когда их принимаются старательно загонять в угол – сделала вид, что все сказанное мной ее совершенно не интересует, да и, чем, скажите, может заинтересовать скучная, пресная глупость? А ещё через несколько секунд сунула в уши затычки наушников, дабы продемонстрировать крайнюю степень своей незаинтересованности.
Я, признаться, едва не взвыл от ярости, снова отвернулся, и с утрированным равнодушием взялся изучать все то, что происходило вокруг. К сожалению, ничего особенно любопытного, на что можно было бы отвлечься, вокруг не имелось: пенсионного возраста скрипачка Алла Петровна сокрушалась по поводу духоты, картинно обмахиваясь какой-то пёстрой брошюрой, и делая вид, что вот-вот помрет от удушья, ее соседка сосредоточенно вязала, изредка сверяясь со схемой, изображённой на листке, неаккуратно выдранном из какого-то журнала. Ещё чуть дальше, в кабине, переругивались водители:
– Ты как поворачиваешь? Плавнее надо!– поучал один.
– Ты своей мамке расскажи, как детей делать!– отзывался второй.
Скверно. Даже и отвлечься не на что. Хоть бы драку какую затеять, или хотя бы спор – так хрен там. Одни спят, другие пьют, третьи вообще не поймешь, чем заняты. А у меня внутри аж горит все от злости, и некуда эту злость слить.
– Господи, как же душно! Откройте окна!– продолжала все громче и громче стенать Алла Петровна.
– Ты куда так разогнался? Скорость сбавь, придурок!– сипел первый водитель.
– Тебя, барана, не спросил,– бормотал в ответ второй.
Вдох. Выдох. Спокойнее, старина, спокойнее. Сражение проиграно, но ведь не война… Сейчас доедем до стоянки, возьмём там какой-нибудь увеселительной крепкоградусной жидкости, снова вернёмся на галерку, где байки и в меру засаленные анекдоты… Там и напьемся, а эта, невесть что возомнившая о себе барышня пусть сидит себе, загнав в уши музыку, и ждёт чего-то, чего ей ни за что в жизни не дождаться. Потом пройдет ещё лет десять, она чудовищно постареет, у нее наверняка начнут выпадать волосы, а потом, глядишь, и зубы… В конце концов, осознав, что счастья нет и уже не будет, она помрет в одиночестве, и только неисчеслимая орава котов будет бродить вокруг ее трупа, взывая к помощи соседей тоскливым утробным мявом…
– Почему не работает кондиционер?– продолжала ныть Алла Петровна.
– Ты куда едешь? Левее, левее бери, придурок!– не унимался первый водитель.
– Отъебись, урод,– бормотал второй.