Почти как люди

Я что есть мочи забарабанил в дверь, надеясь, что Толик проснется, да только какое там… А мочевой пузырь уже, кажется, трещит по швам. Ситуация складывалась критическая, значит решение нужно было принимать моментально. Я подбежал к номеру Полпальца, и остервенело застучал кулаком по двери, но положения это не исправило. Спят все, как убитые. Беда!

В отчаянии я заметался по коридору от номера к номеру, отбивая руку то об одну, то о другую дверь. Люди, на помощь!!! Но все тщетно.

Пропал. Спекся. И когда, казалось, посреди коридора уже должна была произойти неизбежная драма, одна из дверей, в которую я стучал несколько секунд назад, милосердно скрипнула и отворилась.

В дверном проёме стояла она- заспанная, в какой-то клетчатой мятой пижаме, с пребывающей в трогательном беспорядке гривой красных волос. При виде меня, ее глаза расширились, рот чуть приоткрылся, хотя, казалось бы, чему удивляться? Подумаешь, эка невидаль- в три часа ночи по коридору мужик в трусах мечется… Наверное, Алиса уже собралась было что-то спросить, но не успела.

– Некогда объяснять!– хрипло выдохнул я, с максимальной деликатностью отодвинув ее со своего пути, и тут же ринулся в туалет.

Катарсис длился примерно полминуты. А потом, нажав на смыв и заглянув в висящее над умывальником зеркало, я попытался разобраться в ситуации, вздохнул, с невеселой улыбкой помахал рукой своему отражению. Вот сейчас я выйду, и вновь столкнусь с ней, с ее сонным удивлением и непониманием… В сложившихся обстоятельствах нет ни одного шанса выставить себя в каком-то особенном, выгодном свете. С другой стороны, неужели мне это так уж прямо необходимо? К тому же, если бы я обосцался посреди коридора, конфуз был бы куда как больше. Короче говоря, все хорошо, что хорошо кончается, и так далее.

– Не вешать нос, гардемарины!– шепнул я своему отражению напоследок, с царским достоинством подтянул трусы, и, сделав глубокий вдох, вышел из туалета.

Глава 7. Пальма и раковина.

Вот опять автобус нес всех нас куда-то сквозь плавно скатывающийся в ночную, непроглядную темень мир, и опять в заоконном мелькании пейзажей не было ничего интересного, и оттого приходилось убивать дорожное время привычными способами- алкоголем, правдивыми и не очень байками, незамысловатыми карточными играми, сном. Ныло затекшее от проведенного времени в автобусном кресле тело, ныл от безделья мозг, которому здесь не находилось никакого применения, ныла соскучившаяся по хлебу и зрелищам душа. Я то открывал книгу, в тщетной надежде осилить хоть несколько абзацев, то закрывал глаза, вознамерившись поспать, но сон упрямо не шел. Мне было скучно, и от тупой, душной скуки этой не хотелось ничего- даже пить. Короче говоря, пару раз лениво, без всякого азарта сыграв с Толиком в дурака и оба раза проиграв, я затосковал окончательно. Нацепил наушники, выбрал режим случайного воспроизведения в плеере, прислонил голову к стеклу. Выбери для меня что-нибудь, дружок. Выбери, потому что я, кажется, уже разучился выбирать, как и в принципе принимать какие-либо решения- вот уже почти что месяц мы колесим от города к городу, от страны к стране, почти что месяц за меня решают когда и что мне есть, когда и где мне спать, когда и сколько играть на инструменте… Когда вся твоя жизнь расписана кем-то на месяц вперёд буквально по часам, к этому быстро привыкаешь, и каждый поступок, продиктованный твоей собственной волей, становится экзотикой.

Секунду плеер медлил, тщательно тасуя, как карточную колоду, пару сотен треков, а затем выбрал.

" Это больше, чем мое сердце,

Это страшнее прыжка с крыши,

Это громче вопля бешеного,

Но гораздо тише писка забитой мыши,

Это то, что каждый всю жизнь ищет,

Находит, теряет, находит вновь.

Это то, что в белой фате со злобным оскалом

По следу рыщет,

Я говорю тебе про любовь".

Неожиданно, однако. Понятия не имею, в каком горячечном бреду я был, когда заносил в свой плейлист эту композицию, состоящую из монотонного речитатива, более чем скромных вкраплений двух-трёх аккордов и однообразного, сухого бита. С другой стороны, какой-то определенный шарм у этого всего, как ни странно, имелся- по крайней мере, сменить трек мне отчего-то не хотелось.

" Она сама по себе невесома

Она легче, чем твои мысли,

Но вспомни, как душу рвало,

Когда она уходила,

Как на глазах твоих слезы висли.

Она руками своими нежными

Петлю на шею тебе набросит,

Не оставляя ничего от тебя прежнего

Сама на цыпочки встать попросит,

Ты даже не сможешь ее увидеть,

Ты никогда не заглянешь в ее глаза,

А думаешь только о том, как бы ее не обидеть,

Не веря в то, что она действительно зла,

Ты можешь с ней расцвести и засохнуть,

Она сожрет тебя, как цветок тля,

Но все равно лучше уж так сдохнуть,

Чем никого никогда не любя".

Любовь… Господи, какая пошлость, какая затертая до дыр, заляпанная слезами, соплями, и прочей жижей органического происхождения банальность. И всё-таки любовь. Откуда же ты берешься? Зачем из переполненного мусорного бака тянется к небу этот таинственный, такой требовательный и неприхотливый одновременно цветок?