Почти всё о зомби

Она попыталась что-то выкрикнуть, но вместо этого смогла издать только какой-то хрип. В этот момент он понял, что его второй глаз окончательно ослеп. Это привело его в серьёзное замешательство, из-за чего он ослабил удушающую хватку, и девица незамедлительно этим воспользовалась, видимо, в силу какого-то инстинкта выбрав единственно верное и доступное средство самообороны: метнув в его здоровый глаз горсть песка и снова ослепив. Молич взвыл от бешенства, пытаясь наугад нанести Настасье сокрушительный удар тяжёлым кулаком, но промахнулся, и та ловко улизнула от него, всё ещё хрипя и откашливаясь, поскольку Ефим едва её по-настоящему не придушил. Он услышал, как его соперница запрыгнула в кабину грузовика и отжала газ.

Большая машина стремительно удалялась, поблёскивая габаритами в вечерних сумерках, и Молич, отчаянно промаргиваясь, уже понадеялся, что больше её не увидит, когда на расстоянии километра неукротимая девица, видимо, передумала оставить его одного на шоссе и развернула грузовик.

Непотребно выругавшись, Ефим огляделся кругом и, заметив уроненный Настасьей обрез, быстро поднял его – благо, второй ствол был заряжен и можно было попытаться шмальнуть. Однако грузовик нёсся на него на полном ходу, слепя включёнными фарами. Солнце почти скрылось за горизонтом, и над пустынным шоссе сгущался пугающий мрак. Молич понял, что, скорее всего, не успеет увернуться от разогнавшейся машины. Он поднял обрез и ждал того момента, когда сможет рассмотреть лицо Настасьи в лобовом окне, чтобы выстрелить, возможно, в последний раз. Между ним и машиной оставалось всего каких-нибудь десять метров, когда рассудок его помутился, и земля ушла из-под ног. Выронив обрез, он рухнул на асфальт без сознания.

В последний момент грузовик затормозил, резко свернув правее от распластавшегося тела. После короткого раздумья Настасья покинула кабину и подошла к Моличу, быстро подняв с земли своё ружьё. У неё пронеслась в голове мысль, что он мог притвориться, но, во-первых, на него это было не похоже, во-вторых, что-то подсказывало ей, что с ним действительно стряслась беда. Фары грузовика хорошо освещали загорелое, покрытое ссадинами и царапинами лицо Ефима. Склонившись над ним, девушка сначала осторожно ткнула его дулом ружья в бок, затем, не дождавшись, реакции, несколько раз со злостью, которая ещё не успела в ней остыть, сильно отшлёпала его по щекам – и в наказание за невиданное хамство, и заодно с тем, чтобы привести его в чувство, однако ничто не помогло вывести гладиатора из этого глубокого обморока.

Дочь коменданта гадала, что ей предпринять, глядя на умиротворённую физиономию мужлана, как вдруг заметила нечто в высшей степени удивительное и жуткое. Больной глаз Молича внезапно раскрылся и уставился на девушку, в то время как здоровый по-прежнему был закрыт. Он горел янтарным сиянием подобно глазам многих инфицированных, – завораживающим, притягивающим и отталкивающим одновременно. Глаз моргнул несколько раз, после чего начал вращаться вокруг своей оси подобно глазу хамелеона, словно пытаясь охватить как можно больший угол обозрения. Пока глаз буквально жил собственной жизнью, бешено вращаясь и часто моргая, будто так и норовя выскочить из глазницы, сам Ефим, казалось, и не торопился приходить в сознание.

Настасья собралась с силами и поволокла Молича в сторону кузова. Она быстро пожалела о своём решении, так как ей показалось, что она тянет огромную железную бадью с кирпичами, а не тело человека, но комендантская дочка с детства была не только избалованной, но и упрямой, и довела-таки начатое дело до конца. Обливаясь потом и кляня себя конченой дурой из последних дур, Настасья сумела дотянуть Ефима до двери кузова, поднять и затащить внутрь.

Здесь она вкрутила электро-лампочку в патрон, закреплённый под потолком, и кузов озарился слабым светом. Зомби-глаз тут же зажмурился, но спустя несколько минут начал снова медленно приоткрываться, словно какой-то мерзкий моллюск в ракушке. Он с ненавистью и даже кровожадностью глядел на девушку, напоминая орган зрения какой-нибудь хищной рептилии, и Настасья обратилась прямо к нему, быть может, потому что только он в этот момент подавал признаки жизни:

– Не знаю, зачем я это делаю, может быть, я влюблённая дура, кретинка, идиотка. Но я не могу тебя убить!.. Мы едем в гипермаркет.

Параграф 23. Несколько спорных вариантов выживания.