Были в книжке рисунки птиц, сделанные выцветшими теперь чернилами, страница с рисунками оказалась мятой и испачканной, как будто раскрытая на ней книжка когда-то упала на пол и ее несколько дней, пока кто-то не поднял, топтали ногами. Но бо́льшая часть книжки оставалась свободной, словно индеец недавно начал ее в продолжение того, что было написано в предыдущих. Заголовки некоторых страниц представлялись весьма полезными:
Доход
Расходы
Места, где я был
Достопримечательности
Сны
Дни рождений и похороны
Фокусы
Медицинские соображения
Неприятности
На странице про дни рождений индеец написал: «Мой сын Ральф родился 12 августа 1938 года, умер от диареи 11 августа 1939 года». Из достопримечательностей он отметил только «костры у дороги» и «маленькие блестящие штучки».
Лоял зачеркнул записи индейца. На странице «Дни рождений» он написал собственные имя и дату рождения, а потом имена и дни рождений своих родственников. Ему было тридцать шесть лет. Неуверенно, едва касаясь бумаги карандашом, он вывел: «Билли», но тут же стер запись. Сидя в исподнем на краю кровати, он хотел написать что-нибудь про часы, но на целой пустой странице смог накарябать только неуклюжую обкромсанную фразу: «Часы, которые я ей подарил».
У нее были дрянные маленькие часики, которые плохо ходили. Он подарил ей нечто потрясающее, стоившее ему половины денег, вырученных за добытый в течение зимы мех, – «Леди Лонжин» с циферблатом не более десятицентовика в диаметре и крохотными бриллиантиками, отмечающими каждый час. Шесть лисьих шкурок он отнес миссис Клонч, которая сшила ей меховой жакет в качестве его рождественского подарка, Билли называла его «пушистик». Она любила прийти куда-нибудь в этом жакете и сделать так, чтобы из-под рукава были видны часики на ее запястье. Выглядела на миллион. И очень следила за своими вещами, постоянно чистила их.
Он тогда помогал Туту с сеном. Старый хрен все еще цеплялся за своих лошадей – Дождя и Облако. Они таскали подводу вдоль валков. Он сам и Ронни вилами подавали сено Туту, а тот укладывал его на подводе. Жара была невыносимая, все обливались по́том. Мернель шла за ними и граблями подбирала оставшиеся пучки. Тут пообещал ей пятьдесят центов за день работы. Тут с Ронни уже распрягали лошадей, а он забрасывал последние охапки на сеновал, с трудом разбирая головоломку, сложенную из них Тутом. Только тот, кто укладывает скирду, знает, где какая охапка лежит. От удушающего запаха травы и воздуха, пронизанного пылью и сечкой, кожа у него горела и зудела. Прибежала Мернель, сказала, что Билли приехала на своей машине и что они собираются ехать купаться на Рысий пруд.
Вот он видит Билли, она стоит, наклонившись, гладкие, без единого волоска ноги упруги, он видит, как взблескивают ее ногти, когда она заворачивает часики в чулок и запихивает их в носок туфли, туфли ставит аккуратно рядом, а на них кладет сложенное вискозное платье и тонкое полотенце в коробке из-под мыльных хлопьев. Мернель выбегает из воды, поднимая фонтан брызг.
– Билли, пожалуйста, можно я надену твои часики, пока ты плаваешь? Ну пожалуйста!
Билли колеблется, но все же говорит – да. Мернель, надев часы, подставляет руку солнцу и сидит, красуясь, пока они плывут к затопленному скальному выступу. Вода нежнейшая. Он рассказал ей про щуку длиной около пяти футов, которая бродит под этим выступом. Под водой ее плоть кажется зеленоватой.
Позднее Мернель бросается вслед за ними, и низкий четкий голос Билли вопрошает: «Ты положила часы обратно в туфлю точно так, как они там лежали?» Мернель словно палкой огрели. Она поднимает руку из воды, циферблат так запотел, что она даже не может рассмотреть бриллиантики.
Билли несколько секунд держит часы в руке, пока Лоял уговаривает ее: ничего, мол, страшного, они отнесут их хорошему ювелиру, потом смотрит прямо в глаза Мернель и швыряет их в воду. Без единого слова.
Той зимой он часто писал по ночам, иногда всего несколько строчек, иногда – пока ветер, сотрясавший оконную раму, вконец не выстуживал ему руки. Писал о том, что планировал сделать, записывал тексты лирических песен, фиксировал проделанные им расстояния, что ел и что пил. Погасив свет, он видел синеву ночи в квадратах оконных стекол, комковатую землю, поблескивавшую фосфоресцирующими металлами, размывающий все очертания ветер и звезды.
Записная книжка индейца. Его книжка.
16
Чем они больше, тем выше огонь