– Нет, я имею в виду ферму вообще.
Звук льющейся струи смолк, Даб вынул ведро из-под крана.
– Ты хочешь сказать – продать ее? Это было бы самым разумным, что ты можешь сделать. Я тебе талдычу про это уже черт знает сколько времени. Сделай то же, что сделал Отт, купи ферму с электричеством. Сюда его никогда не проведут.
– Не продать. Разве ты не знаешь, сколько нам надо будет выплатить по закладной? Даже если бы удалось загнать эту ферму по самой высокой цене, какую можно выручить за хозяйство таких размеров, даже если бы в ней было электричество и бог знает что еще, после выплаты по закладной того, что мы получили бы чистыми, вряд ли хватило бы на покупку теплых наушников. А ведь электричества тут нет и в помине. Да даже если бы это была идеальная ферма, мы бы ничего не выручили. Это истинная правда, и теперь ты ее знаешь. Мы останемся ни с чем, продав ферму. Никакой прибыли нам не видать. Так что это не выход. Неужели ты думаешь, что я не ломаю себе над этим голову каждый день с тех пор, как сбежал этот сукин сын? У нас ничего нет. На что, как ты думаешь, мы с твоей матерью должны будем жить? У нас, черт возьми, ничего нет.
– А коровы?
– Коровы. Коровы. Вот поэтому-то нам и придется придумать что-то другое. Причем быстро, будь я проклят. Иди сюда, я тебе кое-что покажу. Увидишь, почему коровы – не наш горшочек с золотом. Может, даже до твоей тупой головы дойдет, что мы оказались в ситуации, из которой нужно как-то выкручиваться.
Он указал на корову: она стояла, вытянув шею вперед, язык свешивался у нее из пасти набок. Глаза превратились в белые шары. Минк жестом обвел ряд стойл. Прислонившись к двери, Даб уставился на коров, которые, громко мыча, силились просунуть головы между опорами.
– Черт, что это с ними?
– Думаю, ложное бешенство. Они подхватили инфекционный энцефалит.
– Ты хочешь, чтобы я поехал за ветеринаром?
– Ты самый тупой сукин сын, какого я видел на своем веку. Нет, я не хочу, чтобы ты поехал за ветеринаром. Я хочу, чтобы ты принес ружье и пять галлонов керосина.
17
Фермерская страховая касса в Уипинг-Уотере
Фермерская страховая компания Уипинг-Уотера занимала три комнаты над магазином скобяных товаров «Энигма». Деревянные половицы громко скрипели. Паровые батареи под окнами так пыхали жаром, что и в ненастные дни служащие чувствовали себя уютно и сонливо.
В первой комнате миссис Эдна Картер Каттер – секретарь, регистратор, справочное бюро, сторожевой пес, комнатная садовница, подавальщица кофе и поставщица провизии, бухгалтер, предсказательница погоды, агент по снабжению, банковский курьер, почтовый дистрибьютор и контролер – сидела в кресле из кожзаменителя в окружении двух сотен домашних растений в горшках. Они занимали все горизонтальные поверхности: коровяк, традесканция, гавайский шпинат с лиловыми листьями с островов Южной Атлантики, с дюжину африканских фиалок, араукария в огромном горшке, эсхинантус, обвивающий картотечный шкаф, другой шкаф – в объятиях комнатного винограда, фатсия в вазоне за дверью, заросли диффенбахии рядом с подставкой для зонтов, бостонский папоротник – гигант коллекции, протянувший свои ветви над копировальным аппаратом Гестетнера. Большинство растений были подарены ей в память об ее умершем сыне Верноне, которого в Нью-Йорке переехал пьяный моряк на угнанном такси.
Кабинет мистера Плюта, управляющего, находился за приемной, его окно выходило на старый загон для скота. В кабинете стояли дубовый письменный стол, три стула, два картотечных шкафа и дубовая вешалка с медными крючками. В верхнюю часть двери было вставлено матовое стекло, через которое можно было рассмотреть только удлиненную тень Плюта, когда он подходил к окну. Это он подарил миссис Каттер бостонский папоротник.
Третья комната была поделена низкими панелями из целотекса на три кабинки, в которых сидели страховщики и следователи, когда находились в конторе. В каждой кабинке имелись стол, стул, картотечный шкаф и телефон. Когда хозяева кабинок вставали, они могли посмотреть в глаза друг другу, но сидя, они исчезали почти полностью, если не считать завитков поднимающегося к потолку сигаретного дыма или скрепок, которыми они иногда швыряли друг в друга.
Перс Пейпумс был вторым по старшинству после мистера Плюта сотрудником конторы. С 1925 года он сменил три дубовых стула вследствие своей привычки качаться на задних ножках, пережил великое наводнение 27-го года, эпидемию пожаров на фермах в тридцатые, исходил много миль по буреломам после урагана 38-го года, проверяя заявки о разрушениях и ущербе. Когда Плют бывал в отъезде, Перс замещал его. Как старейшина страхового дела он высказывал глубокие суждения по поводу урегулирования претензий.