Почтовые открытки

Через какое-то время он открыл бардачок и достал коробочку с бинтом. Она была измятой и грязной оттого, что годами валялась вместе со свечами зажигания и спичечными коробка́ми, но рулон внутри оказался в неповрежденной синей упаковке. Он наложил бинт на глаз, обернул повязку вокруг головы и закрепил петлей за правым ухом. Потом завел мотор и направил машину к шоссе. Обзор был теперь однобоким, смазанным, и ему казалось, что он едет сквозь розовый туман. Пыль, поднятая его грузовиком, когда он сворачивал с дороги, еще не улеглась.

В клинике – стеклянная дверь с наклеенными на ней буквами. Приемная полна стариков, сидящих со сложенными на набалдашниках своих тростей руками и глядящих на него выжидающе. Девушка за стеклянной стеной со сдвижной панелью. Отодвинула панель. Кудрявые волосы, глаза – как тыквенные семечки.

– На что жалуетесь?

– Мне щепка в глаз попала. Я ее вытащил. Но глаз ужасно болит.

– Посидите немного. Доктор Гоулмен вас скоро примет. В настоящий момент вы единственный неотложный пациент. В мужской диспансерный день здесь всегда сумасшедший дом. А сегодня вы – уже третий пациент, требующий неотложной помощи. Первой была женщина, открывшая дверцу своего фургона и сломавшая себе ею два передних зуба и нос, молодая женщина, пришлось вызывать хирурга-стоматолога. Потом – мужчина, которому кто-то из его работников оттяпал пальцы лопатой, когда он выкапывал кости динозавра. И теперь вот вы. А день еще в разгаре. Дурацкий какой-то день. Некоторые наши постоянные амбулаторные пациенты ждут уже больше двух часов. Вы можете заполнить карточку или хотите, чтобы я заполнила ее под вашу диктовку?

– Я сам.

Однако сам он сумел написать только имя, потом откинул голову назад, закрыл глаза и сидел, прислушиваясь к тяжелой болезненной пульсации под веками, пока сидевший рядом с ним пожилой мужчина не потряс его за руку.

– Я вырос в этих краях, – шепотом сказал он. – Мой старик-отец был геодезистом. Из старых добрых времен. Двенадцать детей, я – третий по счету. И теперь – единственный, оставшийся в живых. Хотите я вас повеселю? Расскажу вам кое-что очень смешное, это про то, как умер мой отец. Мы возвращались домой в темноте, я, старик-отец и моя сестра Розали. Не знаю, где были остальные. Розали и говорит ему: «Папа, а почему мы не видим здесь ни львов, ни тигров?» Папа отвечает: «Потому что они здесь не водятся. Львы и тигры живут в Африке», и мы входим в свою лачугу. На следующий день отец идет производить разведку где-то высоко в горах и не возвращается домой к назначенному сроку. Через несколько дней его жена, это его вторая жена, я ее никогда не любил, говорит: «Он должен был уже вернуться, а его все нет. У меня такое чувство, что с ним что-то случилось». Она и не знала, как была права. Его нашли в горах с теодолитом, флажками и всем прочим, все было разбросано по земле. Грудь расцарапана когтями, а вокруг повсюду – следы огромных кошачьих лап. И Розали сказала: «Это был тигр», и никто никогда так и не смог ее разубедить. Ну, что вы об этом думаете?

Но Лоял молчал, пока старик снова не потряс его за руку:

– Эй, приятель, вас вызывают. Вы можете идти?

– Конечно.

Но пол качался у него под ногами, как палуба корабля.

В кабинете сидело какое-то чудовище: левая рука в коконе бинтов, на ногах – хлопающие баскетбольные кеды, всклокоченная борода, мокрая от слюны, которой он брызгал, ругаясь.

– Какого черта с вами случилось? – Вопрос пролаял пациент, а не врач – невзрачный мужчина с самым широким обручальным кольцом, какое доводилось когда-либо видеть Лоялу. Лоял изложил историю со щепкой в одной фразе.

– Что за хрень? – сказал Пуля Вулфф, пока Гоулмен промывал раненый глаз физиологическим раствором. – Что за гребаная фигня?

– Вы бы шли, Пуля, – сказал Гоулмен, – вместо того чтобы донимать других пациентов. Но я хотел бы, чтобы вы побыли в городе еще несколько дней, мне нужно вас понаблюдать. В отеле «Кинг-Конг», думаю, вам будет вполне удобно.

– Конечно, вы так думаете, – насмешливо сказал Вулфф, здоровой рукой выцарапывая из кармана испачканной кровью рубашки согнутую сигарету и прикуривая. Почти весь табак из нее высыпался, и бумага вспыхнула как факел. Он облокотился на стол, наблюдая, как Гоулмен промывает Лоялу глаз.

– Повезло вам, мистер… – Лоял чувствовал исходивший от лампы жар и несвежее дыхание врача.

– Блад. Лоял Блад.

– Думаю, вам повезло.

– Это точно. Никогда еще так не везло: вогнать щепку в глаз.

Вулфф рассмеялся:

– Вот и я про то же. Эй, вы крабов любите?

– Пожалуйста, не разговаривайте, – пробормотал Гоулмен, низко склонившись к Лоялу и всматриваясь. Наконец он наложил ему на глаз повязку телесного цвета и закрепил ее пластырем, который больно стягивал волосы.