Почтовые открытки

– Вот что действительно доставляет мне удовольствие, так это кости. Я буду вручную ворочать окаменевшие стволы, но кости найду. Уран – это, конечно, хорошо, но я ненавижу возить руду на приемные пункты. Теперь я вожу найденные кости Доналду, в Споттед-Дик.

– Доналду?! – воскликнул Пуля. – Во-первых, как пить дать он вас обдирает как липку, во-вторых, там, где теперь находится мистер Доналд Би, он еще очень долго не сможет покупать никаких костей. Доналд в тюрьме. – Вулфф высосал мясо из крабьей ножки и запил растопленным маслом из кувшинчика. Губы и подбородок у него залоснились.

– Как это случилось?

– Автокатастрофа со смертельным исходом при отягчающих обстоятельствах. Две недели назад. Он очень прилично набрался в собственном баре и поехал за чем-то домой – там всего-то футов шестьсот по дороге – только вот поехал он по встречной. В разгар дня. Столкнул с дороги лошадь, девочке, ехавшей на ней, почти оторвало ногу. А Доналд поехал дальше. Потом сказал: думал, мол, это перекати-поле. Девочка истекла кровью. На Доналде – ни царапины. А девочка эта была дочкой нового владельца «IR & S». Я слышал, какая-то компания парней собирается поджечь тюрьму, где Доналд ожидает суда, – чтобы сэкономить на судебных расходах. Как насчет стейка «море-суша»[66]? Думаю, я еще способен нанести кое-какой ущерб стейку, а потом собираюсь выпить полбутылки виски и отправиться на покой. Рука начинает болеть как про́клятая. А как ваш глаз?

– Болит как проклятый.

– Официант! Два двойных виски и два стейка из вырезки, средней прожаренности.

* * *

Три лета он время от времени копал с Вулффом. Вулфф показал ему то, что он называл профессиональными хитростями.

– Два правила, Блад. Доставай ископаемые фрагменты из земли и вези домой в как можно лучшем состоянии. И записывай все, до мельчайших подробностей, о местности и пласте, в котором они найдены, о положении, в котором они лежали, и всю эту информацию прилагай к находке. Вот, пожалуй, и все.

У Пули он научился терпению, перенял умение неторопливо производить зрительный обзор, чуять насквозь кремовые и густо-красные агреллитовые обелиски[67], крошащиеся персиковые утесы, белые ущелья, разъедающие берега потоки молочного цвета воды, лиловые насыпи и купола магмы – и все это под палящим зноем, давясь от желания глотнуть что-нибудь, кроме отдающей резиной воды из фляги.

– Черт тебя дери, Блад! Если ты не можешь отличить кроличью челюсть от ступни пятнадцатого размера, то ты занимаешься не своим делом.

Известковая пыль, мелкий песок обезжиривали кожу, вызывали воспаление глаз. Жар струился от выбеленной земли, как электрический ток. Зачастую они выходили на свой промысел после дождя в надежде, что потоки дождевой воды, стекающие в высохшие русла и углубления, смоют поверхностные слои песчаника и обнажат ископаемые останки. Он научился ходить, низко склонившись к земле, всматриваясь в выступы-гребешки и бугорки, могущие оказаться оголившимися костями. Он разгребал муравейники ради крохотного зуба или косточки грызуна, очищал от песка раковины, покрывал шеллаком хрупкие кости, извлеченные из выветренных склонов, а потом, на месте ночевки, они с Пулей сидели и очищали их от земляной корки зубными щетками и упаковывали обернутые бинтами находки для отправки на восток.

Кабина грузовика напоминала воронье гнездо: она была завалена рулонами геологических карт, отпечатанных бирюзовой и оранжево-розовой красками. По полу катались пустые пивные бутылки. Его кепки были заткнуты за спинку сиденья и солнцезащитный козырек. По всей приборной доске валялись сломанные темные очки и пакеты от сухих крендельков. Кузов точно так же был забит старательским оборудованием, пластырями, мешками, стамесками, рулонами туалетной бумаги, газетами, галонными банками клея, шеллака и алкоголя, метелками и кисточками, катушками изоляционных лент, упаковками зубочисток, стоматологическими инструментами, блокнотами. Подо всей этой кучей лежала записная книжка индейца – скрепленный спиралью дешевый блокнот с засаленными разлинованными страницами. Изредка он делал в ней записи.

* * *

Каждый сентябрь, за несколько дней до начала сезона охоты на лосей, они паковали свои принадлежности и направлялись на север. У Пули была своя хибарка в Черных холмах[68], оттуда они ходили на лося в сосновый лес, пока не утоляли свою охотничью жажду или пока не выпадал первый большой снег, сгонявший их вниз. Пуля, обладавший безошибочным внутренним компасом в тех местах, где искал ископаемые останки, совершенно терялся в лесистой местности.