Она встала и взяла пальто. Ирине было жалко ее отпускать и в то же время ей хотелось побыть одной. Небрежно попрощавшись, Светлана ушла.
Ирина подошла к окну и стала смотреть на улицу, которая сливалась вдали с темно-серым небом. Луна с трудом пробивалась сквозь густые, медленно плывущие облака. На фоне неба отчетливо выделялись ровные каменные здания, а в тени их, словно стыдясь своего присутствия, стояли маленькие деревянные домишки, сохранившиеся еще с дореволюционных времен. Обшитые вагонкой или оштукатуренные, они покорно ждали часа своей кончины. Проходя мимо старых деревянных домиков, Ирина не раз наблюдала, как в праздничные дни здесь бывали открыты окна и на улице слышны были песни и веселый смех. Люди жили здесь со своими заботами, со своими радостями и успехами, страдали и смеялись, влюблялись и растили детей. А потом в один прекрасный день вокруг такого домика вырастал высокий забор, сквозь щели которого видно было, как снимают двери, потолки и разбирают стены. А куда девались люди? А вот туда же, куда и Ирина, — в новые, каменные дома, пахнущие краской и штукатуркой. И они так же справляют новоселья. Только невесело праздновать, когда в этой новой квартире ты еще яснее представляешь, как много ты потерял.
Весь этот праздничный вечер Ирина проплакала. Плакала в своей новой комнате, глядя на ярко освещенную улицу. Может, в эти трудные для Вейкко дни она могла бы помочь мужу, поддержать его в горе? Но она утратила это право. Даже написать Вейкко она не решилась, потому что всякое напоминание о ней еще сильнее растравит его раны.
За стеной танцевали. Ирина знала, что ее там ждут, но она не могла пойти. Никто не поймет, почему в веселый свадебный вечер у нее заплаканное, красное лицо. Там в комнате сидели счастливые влюбленные, которые поклялись всю жизнь поддерживать друг друга в самые тяжелые минуты. Они еще не знали, и хорошо, если никогда не будут знать, что иногда в жизни случается нарушать эту священную клятву.
Она вспомнила свою свадьбу в маленьком домике на Березовой улице. Тогда праздновали так же весело. Гости тоже желали им с Вейкко счастья и верили в это. Ирина понимала, что больше никогда не сможет взглянуть им в глаза, не покраснев от стыда. И как она могла позабыть об этом сегодня за свадебным столом?!
В ее мыслях был только Вейкко. Она представила, как он сидит тут, на краю кровати. Его короткие жесткие волосы стоят торчком, лицо раскраснелось от работы на улице. Серые глаза смотрят на Ирину вопросительно и грустно. Она представила себе Вейкко так живо, что слезы потекли еще сильнее и больно защемило в груди.
В комнату вошла Галя. Она настойчиво стала звать Ирину к гостям.
— Мне что-то нездоровится. — Отвернувшись, Ирина быстро утерла слезы. — Не надо было пить вина. Извинись, пожалуйста, за меня перед гостями, — попросила Ирина. — А вы празднуйте и веселитесь. Я буду слушать вас отсюда.
— Ирине нездоровится, — сказала Галя, вернувшись к гостям. — Она, верно, не привыкла к дыму. Здесь накурено, надо было открыть окно, а то форточка очень маленькая.
Ваня забеспокоился:
— Может, врача вызвать? Я могу позвонить…
— Не надо, — остановила его Галя. — Пройдет и так…
Она догадалась, что гостья рассказала Ирине печальные вести. Тут врачи не помогут, тут нужны ласковые и теплые слова. Но даже при большом желании трудно утешать других в день своей свадьбы.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ларинен готовился к отъезду из города, с которым его больше ничего не связывало. Мать еще раньше переехала в Кайтаниеми, а Ирина навсегда покинула его. В этом городе он уже не работал, здесь он расстался с партийным билетом. «Раз все пропало, пусть пропадает и дом», — решил он и передал его стройуправлению.
Кемов послал Наумова, чтобы он довез Ларинена до Кайтаниеми, но Вейкко отправил шофера обратно. Ему нужна была не легковая, а грузовая машина, он заберет с собой все вещи. В леспромхозе он достал машину и стал грузиться.
Все было готово к отъезду. Оставалось запереть дверь и сесть в машину. Вейкко остановился в дверях и еще раз оглядел опустевшие комнаты.
В жизни проходят месяцы и годы, когда изо дня в день повторяется одно и то же, и с тоской думаешь, что так будет всегда, ничто не изменится, ничего не произойдет. А потом вдруг случается событие, которое все перевертывает вверх дном. Не успеешь оправиться от него, как оно обязательно повлечет за собой другое, третье — целую цепь перемен. И тогда появляется желание удержать хоть что-нибудь от прежнего, но ничего уже не удержишь, ничем не замедлишь ход событий.
Шофер торопил гудками. А Вейкко вдруг с болью вспомнил все, что он здесь потерял. Он хотел по старому обычаю присесть перед уходом, но даже сесть было не на что. Он в сердцах махнул рукой: только захныкать еще не хватало! Мало ли на свете людей, которые потеряли и пережили больше, чем он. Вейкко запер дверь и, не оглядываясь, направился к машине.