Под грозой и солнцем

— На бюро уже сказали, какой я человек.

Разговор принимал неприятный оборот. Кемов примирительно заговорил:

— Я имею в виду, что вынужденное безделье слишком тяжело для тех, кто привык трудиться.

Вейкко промолчал. Это была правда. Но он не стал рассказывать Кемову, как тоска по работе то и дело приводила его на стройку.

— А время-то какое! — продолжал Кемов. — Какие дела творятся! Дай только силы, всюду хотелось бы поспеть. Вот и двадцатый съезд партии не за горами. Большие, очень большие вопросы поставит перед нами съезд. Это ясно. А вы хотите дома отсиживаться. Да нет, вы не хмурьтесь, вы не такой, я ведь вас знаю…

— На то и похоже!

— Вот видите, даже такое кратковременное безделье наводит вас на мрачные мысли. И железо ржавеет, если оно без пользы лежит.

Ларинену нечего было возразить, но его начал раздражать поучающий тон Кемова.

— Вы-то должны знать, что я не искал легкой жизни! — загорячился он. — Сами сбили меня с толку. Я никогда не сторонился трудностей, и они не наводили меня на мрачные мысли. Это вы их на меня навели!..

— А у вас нервы начинают сдавать.

— Какое вам дело до моих нервов? — все больше распалялся Ларинен. — Читать мораль легче всего. И я умел это делать… И не хуже вас.

— Да, убеждать в чем-либо другого или самого себя — разные вещи, — согласился Кемов.

— Дайте уж мне высказаться до конца! — перебил его Ларинен. — На бюро обо мне говорили как о закоренелом негодяе. Разве я ничего лучшего не заслужил? Вы же сами знаете. Я не раз бывал под огневым дождем. Двумя пулями насквозь прошит… Истекая кровью, вынес на себе тяжело раненного товарища…

— Знаю. А если бы не знал, поверил бы. Вы были в Восточной Пруссии, были на Одере, взорвали не один дзот, спасли раненого товарища… Все это вы сделали и сделали еще многое другое, мой друг. Но тогда вы не оглядывались назад. Так почему же вы теперь смотрите только в прошлое?

Ларинена уже трудно было остановить:

— Интересно знать, где был тогда ваш любимчик Лесоев, когда я в партию вступал? В сорок втором году?

— В штабе партизанского движения.

— Вот, вот, подбирал людей и посылал их в бой, а сам оружия тяжелее пера в руках не держал.

— Перо тоже сильное оружие, если оно в хороших руках. Сейчас речь идет не о Лесоеве, и он вовсе никакой не любимчик. Мы все на одной партийной работе, и для всех нас существует одна партийная дисциплина. Сейчас речь о вас. Вы переменились. Вы начинаете сравнивать, где были вы и где были другие, что сделали вы и что сделали другие. Я очень хорошо знаю, где вы были и что сделали. Поэтому я и пришел к вам, как бывший фронтовик к фронтовику. Почему же вы окопались, как в блиндаже, и упорно не хотите продвигаться вперед? Если послушать со стороны, как вы хвастаетесь прошлым…

— Я?.. Хвастаюсь?.. — голос Вейкко задрожал.

— Ну, ну, не будем горячиться. У меня к вам дело.

— Пожалуйста, — еле сдерживая себя, произнес Вейкко.

— Я хочу предложить работу, которая, как мне кажется, будет вам по душе.

— Откуда вы мою душу-то знаете?

— Когда сорока вытащила нос, хвост увяз, а вытащила хвост, и нос увяз… И так без конца… Помните, так ведь говорится в сказке о сороке, усевшейся на просмоленную крышу?

— Вы начали говорить о работе, а не о сороке… — Ларинен старался говорить равнодушно, но слова Кемова заинтересовали его.

— Это такая работа, где нужно начинать все заново. Там даже первый камень не заложен и не свалено первое дерево.

— Интересно. Правда, у меня есть и другие планы.

— Какие же?

— Вернуться в родной колхоз. Как-никак я же окончил когда-то сельскохозяйственный техникум.

— И это дело! — согласился Кемов.

— Но без партийного билета я туда не поеду.

— Это вопрос будущего. А пока у меня для вас другое предложение.

— Ну, ну?

— За проливом Кайтасалми, тоже в ваших родных местах, закладывается новый лесопункт. Там будем строить рабочий поселок. Вот вам и работа! Поезжайте. Прорабом.

— Чтобы воровать государственные средства, тормозить строительство, распутничать? Так, что ли?

Кемов сдержанно ответил:

— Видимо, у меня свое представление о том, что вы там будете делать, если я пришел с таким предложением.

Ларинен внимательно посмотрел на него и спросил:

— Вы хорошо все это обдумали?

— Да.

Некоторое время они молчали. Кемов наблюдал за Лариненом, который бесцельно передвигал с места на место чайное блюдце. Вейкко кашлянул, видимо собираясь сказать что-то, но так ничего и не сказал.

— Такая работа напоминает дело саперов, — нарушил молчание Кемов. — Прокладывать дорогу другим. Разве это плохо?

— Меня и раньше не нужно было агитировать красивыми словами. — В тоне, каким Ларинен это сказал, уже не было язвительности.

— Если вы согласитесь поехать на строитыельство в Кайтасалми, это будет иметь значение и при пересмотре вашего дела.

— Партия должна знать меня и без этого.

— Щетина опять поднимается? — улыбнулся Кемов. — Ну что ж, значит, по рукам?

— Я готов идти куда нужно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ