Под грозой и солнцем

Кемов знал об этом. Первые этажи больших зданий планируются обычно под магазины, столовые, детские сады, ясли. Пока дом строится, различные организации ведут между собой ведомственную борьбу за первый этаж. И не раз приходилось переделывать почти готовые здания по требованию учреждений, одержавших победу в споре.

Когда Кемов осторожно попытался узнать у рабочих их мнение о Ларинене и о том, виноват ли он в допущенных ошибках, Ондрей Лампиев первым поспешил с ответом:

— Конечно! Именно он, а кто же еще! Хорошо, что прислушались к голосу масс и избавились наконец от него.

Ниеминен побагровел:

— Что ты болтаешь? Ты про какие это массы говоришь? Про себя, что ли? Кто ты такой? Нуль без палочки! А если получше поглядеть, так и этого не стоишь. — Потом он обернулся к Кемову: — Дело, видишь ли, такое, что мы не знаем, в чем Ларинена обвиняют. Может, он и виноват. Но здесь на стройке он был единственным человеком, который всегда прислушивался к тому, что мы, рабочие, своей глупой головой думаем. И я так скажу, дела были бы еще хуже, кабы Ларинен тут на месте не подправлял их. Не так ли, ребята?

— Верно, верно, — горячо поддержал Володя, — И если нужно, мы можем подтвердить это.

Со строительства Кемов отправился в райком и попросил Надю пойти с ним. Он долго ходил по кабинету и вдруг задал Наде совершенно неожиданный вопрос:

— Как вы считаете, сумеет ли Ларинен руководить строительством деревянных домов?

Надя не поняла, что секретарь райкома имел в виду, но ответила то, что думала:

— Конечно. Ведь Вейкко Яковлевич и сам хороший плотник. Но сейчас речь идет о каменных домах. И я не могу поверить, что он один во всем виноват. Никак не могу!

Кемов снял телефонную трубку, назвал номер и заговорил:

— Это ты, Васильев? Ну как, что там выясняется? Так, так… У меня здесь товарищ Карпова. У нее имеются на этот счет интересные соображения… Хорошо, я как раз собирался предложить тебе это.

Положив трубку, Кемов сказал Наде:

— Не смогли бы вы пойти сейчас к прокурору? Его тоже интересует то, о чем вы мне говорили.

— К прокурору?! — удивилась Надя. — Неужели дело зашло так далеко?

— Тут еще неясно, что далеко, а что близко, кто прав, кто виноват, — неопределенно ответил Кемов. — Васильев не только прокурор, он член бюро райкома.

Хотя разговор был окончен, Надя не собиралась уходить. Она нервно теребила кончики кос. Кемов ждал. Наконец она нерешительно заговорила:

— Товарищ Кемов, я, конечно, не член партии, и вы можете сказать, что есть дела, которые меня не касаются, но все же…

— Говорите, говорите, я слушаю вас.

— Ведь рабочие спрашивают, вот даже меня, не члена партии. Да и коммунист Ниеминен удивляется… Непонятно, как же так — бюро райкома принимает решение о коммунисте, а первичная партийная организация даже не обсуждает вопроса. Люди хотят знать правду.

Кемов недовольно поморщился, но это недовольство не относилось к Наде.

— Очень правильный, законный вопрос, — проговорил Кемов и потом долго молчал. — Мы тут затянули с этим делом. Так вы зайдите, пожалуйста, к Васильеву.

Под вечер к первому секретарю зашел Васильев. Стройный, в хорошо отглаженном костюме, он всегда выглядел так, будто собрался в театр. Сняв шляпу, он тщательно расчесал густую шевелюру и приступил прямо к делу:

— Следствие по делу Ларинена начато. Только вот некому заняться вплотную. Другие дела, отпускной период. Немного затянется… Очень хорошо, что вы прислали ко мне Карпову. Толковая девушка. Пока могу сказать лишь, что дело не такое простое, как изложил Лесоев.

— Все же решение бюро надо довести до первичной партийной организации. Коммунисты и помогут расследовать.

— Вот об этом я и хотел поговорить. Взгляните на состав первичной партийной организации. Четыре коммуниста — люди совершенно новые, помочь в этом вопросе они не могут. А из тех, кто давно работает на стройке, — начальник, машинистка, ну еще Ондрей Лампиев. Как они могут помочь, это я уже знаю.

— А бригадир Ниеминен?

— Хороший старик! — Васильев улыбнулся.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Пока подождать.

— Правильно ли это?

— Формально нет, а для пользы дела — да. Я считаю, Гаврила Николаевич, что одна ошибка уже допущена. Вопрос Ларинена обсуждался на бюро без должной подготовки. Собрание первичной партийной организации в данной ситуации будет только усугублением этой ошибки.

— Ты уверен?

— Да. Я имею в виду лишь то, что вопрос неясен, и поэтому не следует спешить.

Так они ничего и не решили. Васильев ушел.

Кемов остался сидеть, подперев голову руками. «Мудрят они, эти юристы. Да и Лесоев — тоже мне следователь!» — пробормотал он, успокаивая себя, но успокоиться не мог. Со злобой он спрашивал себя: «А что ты делал, где ты был, друг милый?!»

Он швырнул в сторону папку с делом Ларинена, которую затребовал себе, хотя почти наизусть знал в ней каждую бумажку. Потом встал и направился к вешалке. Пора домой. Вера позвонила, что купила билеты в кино.

Но уйти он не успел. Тихо открылась дверь, и на пороге появился Лесоев с бумагами в руках. Увидев, что Кемов уже одевается, он стал засовывать бумаги в папку.