Под грозой и солнцем

— Ну, это полезное животное. Их надо бы снова разводить.

— Верно, но я не про то. Вот родился олень на пастбище. Он знает там каждое дерево, кустик, камень — все. А возьми-ка да угони его за сто верст и отпусти. Думаешь, он приживется на новом месте? Ничуть не бывало! Не успеешь оглянуться, как его след простыл: олень махнул в родные края. А человек и того больше должен любить родные места.

— Правильно, дядя Иивана, правильно. — Ларинену не хотелось спорить со стариком. — Но у нас родные места шире, чем своя деревня. Русские, украинцы, белорусы здесь кровь проливали за нашу Карелию. Разве Карелия им не родная? Очень даже родная. А вся страна?..

— Ну, начал!.. Ты меня за Советскую власть не агитируй, будто мы сами не понимаем… А в колхозе кто пахать будет, вот ты что мне скажи. Ведь сами же своими руками подняли такое дело, а потом разбежались кто куда.

— Нет, я не убежал, я вернусь.

Проводив дядю Иивану и мать до машины, Вейкко шел домой, раздумывая над словами Кауронена. Нелегко идти в колхоз, когда ты исключен из партии.

Когда Ларинен проходил мимо щитовых домиков строителей, он увидел впереди себя длинную фигуру Лесоева. Вейкко замедлил шаг, чтобы не встречаться с ним. К его удивлению, Лесоев свернул в калитку Нины Степановны. Ему сразу открыли. Дверь за его спиной захлопнулась, щелкнул засов.

Навстречу Вейкко шел Ниеминен. Старик был слегка навеселе и сразу же стал объяснять, как это получилось:

— Видишь ли, все началось с того, что к утру жене нужны были мелкие деньги для молочницы. Она возьми да и пошли меня разменять сторублевку. Я зашел в буфет, а там сидит мой старый приятель. Ну, мы и разменивали эту бумажку часа три. Да только она стала теперь слишком мелкой. Достанется мне от жены! Пойдем-ка со мной. При госте она не станет ворчать. Может, купим бутылочку? С тобой ведь мы еще не пили.

— Пойдем, но без бутылки, — согласился Ларинен.

— Все равно. Пошли.

Поравнявшись с домиком Нины Степановны, Ларинен взглянул на окна. В тот момент там как раз потушили свет.

«Эко до каких пор мое дело изучают! — усмехнулся Ларинен. — Да еще в темноте».

Дома Ниеминен чистосердечно рассказал жене, как он разменивал сторублевку. Она сердито посмотрела на него, но не могла сдержать улыбки.

— Так и получается, когда мужика по делу отправишь, а сама следом не пойдешь. Кофе будете пить? — обратилась она к Ларинену.

— Кофе, да покрепче! — Ниеминен был рад, что легко отделался.

Было уже поздно, когда Вейкко вышел от бригадира. Перед ним по тротуару шагали две девушки и над чем-то весело смеялись. Вейкко замедлил шаг. Ему было просто приятно видеть веселье других, тем более что он знал этих девушек. Одна из них была Светлана. Она тоже сразу узнала Вейкко.

— Гуляете? — дружелюбно спросила Светлана. — Это хорошо. Погода сегодня чудесная. Можно проводить вас?

— Это я бы должен проводить вас, — отшутился Вейкко. — Только поздно, да и лень.

— Ну уж лень! — с наигранным упреком сказала Светлана. — А я думала, вы добрый.

Вейкко взял девушек под руки, и так они дошли до угла, где им предстояло расстаться. Девушки беззаботно тараторили и громко смеялись. И Вейкко чувствовал, как у него тоже стало легко на душе.

На прощание Светлана вдруг сказала многозначительно:

— А я ведь уезжаю в Петрозаводск.

Вейкко нахмурился:

— Что ж, счастливого пути!

Он даже не спросил, зачем она едет и надолго ли.

Дома было пусто и неуютно. Вейкко наскоро поужинал и, даже не убрав со стола, лег спать. Проснувшись утром, он испуганно посмотрел на часы. Было без четверти десять. И опять он вспомнил, что некуда спешить, его нигде и никто не ждет. И так изо дня в день…

Вейкко разжег самовар и снова прилег. Он уже успел задремать, как в дверь постучали.

— Войдите, — ответил Вейкко спросонья, разбуженный неожиданным стуком.

В комнату вошел Кемов.

— Тут еще спят? Кажется, разбудил?

— Ничего, пора вставать, — ответил Ларинен и начал одеваться. — Хотя мне спешить некуда.

Они одновременно взглянули на стол. Там стояла недопитая бутылка водки. Ларинен хотел было сказать, что он угощал тут вечером дядю Иивану, а потом раздумал: не все ли равно? И он лишь с досадой произнес:

— Вот черт, и она на столе!

— Точно, на столе, — усмехнулся Кемов.

— Чайку не желаете? — предложил Ларинен.

— Я уже пил сегодня, но можно и повторить, — не отказался Кемов.

Ларинен понял, что он пришел для разговора.

— Я давно собирался пригласить вас в райком, но потом решил сам зайти. Как дела?

Ларинен пожал плечами и поднял на стол кипящий самовар.

— Должен сказать вам, Гаврила Николаевич, что я написал апелляцию по поводу решения бюро.

— Это ваше право, — заметил Кемов. — Вы, наверно, знаете, что Васильев занимается вашим делом?

Вейкко кивнул.

— Значит, к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас поговорим о другом.

— А именно?

— Чем вы сейчас занимаетесь?

— Бездельничаю. Ожидаю пересмотра дела.

— Вот об этом-то я и хотел… Пересмотр может затянуться. Неужели вы намерены все это время сидеть сложа руки?

— Пока что не без хлеба, — криво усмехнулся Ларинен.

— Не будем говорить колкости. Вы не такой человек, чтобы думать только о заработке…