—Ничего, потерпи, мать, скоро полегчает.
— Жди- и.
Женщина взяла ведра и пошла дальше.
— Беда с бабами,—покрутил головой Мухин.
Не понимают рабочего интереса1 . Чего стреляете?
Да как же не стрелять за рабочее дело? В Мо-
скве—власть Советов, а у нас—власть буржуев.
Там рабочие все взяли в свои руки, а у нас по
тюрьмам сидят. Да, что же мы не такие, как там?
Нужно одну линию держать.
У колодезя было пусто. Набрали воды и пошли
обратно под несмолкаемый грохот пушек.
13
Всю ночь грохотали над городом пушки, сотря-
сая воздух, землю, дома. Ночью как будто удваи-
вался их грохот, слышались новые оттенки ударов.
То загремят громовые раскаты, то, кажется,
будто кто разбивает гигантским молотом каленую
сталь, то как будто рвут на части куски крепкой
ткани. А иные удары падают мягко, звучно и не
пугают, а радуют слух.
Отблески молний вспыхивают там и сям, как
при настоящей грозе. Иногда подымаются зарева
и лижут мутно-красными языками небо.
Это горят дома, зажженные снарядами. Бегут
из них люди, спасая второпях вещи и детей. Бегут,
куда попало, лишь бы спрятать свой страх перед
грозой.
Ночью опять наплывала жуть, и не было сна,
мерещились всякие страхи.
Иногда в промежутки между пушечными вы-
стрелами слышались ружейные залпы, треск пуле-
метов, взрывы ручных гранат.
Это в темноте сталкивались два враждебных
отряда и вступали в бой.
Жирное щелканье, уханье, как будто от удара
в пустое ведро, и глухой шум. Кажется, будто
кто-то чудовищно жестокий токмачит о мостовую
чьи то головы, бросает их в пустую бочку и посы-
пает песком.
Жутко было слышать это жирное, глухое ток-
маченье, и громыханье пушек, похожее на раскаггы
грома, казалось менее страшным.
Раз поздно вечером, Щербаковы собирались
уже спать, кто-то постучался тихонько в двери.
Мать и Андрейка переглянулись, насторожи-
лись.
«Обыск», мелькнула у обоих одна и та же
мысль.
И стало страшно, холодом опахнуло тело.
Стук повторился.
Мать встала и пошла к дверям. Андрейка
пошел следом.
— Кто там?
Слабый голос отозвался:
— Раненый. Пустите перевязать рану.
Открыли дверь. Вошел, пошатываясь, молодой
рабочий, весь в крови, в грязи. Правая рука
висела, как плеть, рукав был разорван и сочилась
оттуда кровь.
Рабочий сел на скамейку и, едва переводя дух,
сказал:
— Осколком задело. Стычка тут была с гайда-
маками. Товарищи прогнали их, а я отстал...
Дайте, если есть, тряпку какую - нибудь, пере-
вязать.
Он снял куртку, спустил с плеча рубаху. Рана
была глубокая.
Текла кровь.
— Промыть надо,—сказала мать.
Андрейка принес воды. Обмыли рану, перевя-
зали чистой тряпкой.
— Вот... теперь легче,— сказал раненый.
— Может, ты есть хочешь?—спросила мать.
— Да что? У вас самих, небось, пусто.
— Ничего. Хоть хлеба кусочек... Садись сюда.
Раненый сел к столу. Мать отрезала хлеба,
посыпала солью. Он взял левой рукой и стал есть.
— Правду сказать, с утра ничего не ел. Спа-
сибо... А где же хозяин ваш?
— Гайдамаки забрали,—тихо сказала мать.
— Та-ак,—протяжно вымолвил раненый.
— Не знаем, жив ли,— еще тише добавила она.
И отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— Ничего,— сказал раненый,—скоро освобо-
дим. Еще два-три дня, и Рады не будет.
Бухнула пушка раскатисто, резко. Точно сто-
пудовый молот ударил по железу.
— Это наши из-за Днепра бьют,—сказал ране-
ный.—Мы уже много ихних орудий подбили.
Скоро им стрелять нечем будет.
Он дожевал кусок, запил водой и сказал раз-
моренным голосом:
— Спасибо вам, товарищи, за хлеб, за ласку.
А теперь надо итти.
Он поднялся, морщась от боли.
—■ Куда же ты в такую ночь,— забеспокоилась
мать.— Оставайся... Отдохнешь.
По лицу раненого проплыла волна смертель-
ной усталости. Упасть бы на лавку, закрыть глаза
и заснуть. Но он встряхнулся, выпрямился
и сказал:
— Нет, нужно итти. Если налетят гайдамаки
и найдут меня тут, то не будет пощады ни вам,
ни мне.
— Мы тебя спрячем,—обозвался Андрейка.
Раненый улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Нет, нельзя. Прощайте... Спасибо вам.
Он вышел, пошатываясь, и исчез в темноте.
Пушки продолжали гукать, бросая в темноту
отблески, похожие на зарницы. Зловещие зарева
освещали город.
14.
С наибольшей силой гремела канонада в пол-
день. Удары падали за ударами, небо как будто
раскалывалось, стонала от грохота земля.
Дни были мутные, серые, .ни разу не выгля-
нуло солнце. Тучи висели низко над городом, ту-
ман застилал окрестности и расплывались в нем
очертания домов, деревьев.
Но как ни гремела канонада, а прежней жути
уже не было, привыкли к грохоту, и Андрейка
смело, без всякого страха, выходил теперь на
улицу, бегал за водой, собирал бурьян и хворост
для топлива.
Вот и сегодня он вышел на раздобытки и уви-
дел на улице своих товарищей—Гаврика, Петьку
и Еремку.
Они стояли на углу, слушали канонаду и под-
свистывали пролетавшим шрапнелям.
Был полдень. Пушки ревели, как голодные
звери, и слушать этот рев было и жутко, и при-
ятно.
— Что вы тут делаете?—спросил Андрейка.
— Чижиков ловим,— сказал Еремка, посмеи-
ваясь. —Де летят высоко, не поймаешь. Хоть бы
одна жвакнула.
— Тут не упадет, надо в город...
— А что, ребята,— подхватил Гаврик, всегда
быстрый в решениях.—Махнем-ка в город. Там,
говорят, дом один на Подвальной, как решето
стоигг, весь в дырках.
— Да ну?