Но тутъ супруги увидали, что ими уже заинтересовался весь ресторанъ; изъ него то и дѣло выходили на дворъ посѣтители, прохаживались мимо ихъ столика и съ любопытствомъ ихъ осматривали. Нѣкоторые останавливались у противоположной стѣны, разговаривали и прямо кивали на супруговъ. Вышелъ на дворъ даже тощій монахъ, тотъ самый, который выбѣжалъ на улицу, когда они подъѣхали къ ресторану. На этотъ разъ онъ былъ уже безъ вилки и въ шляпѣ, но надѣлъ на носъ пенснэ. Онъ прямо остановился передъ столомъ супруговъ, разставилъ ноги, уперъ руки въ бока и разсматривалъ супруговъ. По его красному носу и нетвердой походкѣ, когда онъ вышелъ на дворъ, можно было заключить, что онъ былъ пьянъ.
Вдругъ забренчала гитара и показался старикъ съ сѣдой бородой въ линючемъ плисовомъ пиджакѣ, когда-то коричневаго цвѣта, и въ шляпѣ съ широчайшими полями. Онъ шелъ и перебиралъ струны гитары. Сзади его слѣдовала дѣвочка-подростокъ -- худенькая, въ коротенькомъ темносинемъ платьицѣ, забрызганныхъ грязью черныхъ чулкахъ и изрядно стоптанныхъ полусапожкахъ. Черные волосы ея были подстрижены и зачесаны назадъ круглой гребенкой. Личико ея напоминало совсѣмъ кошачью мордочку. На плечикахъ былъ накинутъ шерстяной набивной платокъ съ большими пестрыми узорами по черному фону. Дѣвочка опускала руку въ карманъ платья, вынимала оттуда что-то, подносила ко рту и ѣла.
Гитаристъ и дѣвочка остановились передъ столомъ супруговъ и поклонились имъ.
LXIII.
Раздались тихіе звуки гитары. Старикъ, пощипывая струны, игралъ старинную качучу. Дѣвочка перестала жевать, сбросила съ плечъ платокъ прямо на песокъ, полѣзла въ карманъ юбки, достала оттуда кастаньеты и, постукивая ими въ тактъ гитары, принялась плясать. Прыгала она, надо сказать, не особенно граціозно. Движенія ея были рѣзки. Главнымъ образомъ не выходило у ней горделивое закидываніе назадъ головы, въ чемъ мѣшалъ ей черезъ чуръ худенькій станъ и полное отсутствіе развитія груди, но зрителямъ, вышедшимъ изъ ресторана на дворъ, ея танцы правились. Не прошло и двухъ-трехъ минутъ, какъ они одинъ за другимъ начали бить въ ладоши въ тактъ гитары и кастаньетъ. Правились ея танцы и супругамъ Ивановымъ, и Глафира Семеновна даже шепнула мужу:
-- Вотъ тебѣ... На ловца и звѣрь бѣжитъ. Искалъ испанскихъ танцевъ, гитары и кастаньетъ, а они тутъ какъ тутъ. Сами явились.
-- Да... но это все не то...-- отвѣчалъ супругъ.
-- Отчего не то?
-- Да такъ... Все-таки это не настоящее... Вотъ кабы эта дѣвочка была годковъ на десять постарше...
-- Ахъ, ты, дрянь эдакая!-- вспыхнула Глафира Семеновна.-- Да что-жъ ты танцовщицу-то себѣ въ любовницы прочишь, что-ли!
И она даже гнѣвно ударила рукой по столу.
-- Тише, тише, пожалуйста. На насъ ужъ и такъ со всѣхъ сторонъ смотрятъ и смѣются,-- остановилъ ее Николай Ивановичъ.-- А ужъ понятное дѣло, что эти танцы далеко не то, что взрослой женщины. Огонь не тотъ.
-- Да зачѣмъ тебѣ огонь? Танцуетъ дѣвочка все что нужно продѣлываетъ -- съ тебя и довольно. Огонь... Огня захотѣлъ. Я знаю, зачѣмъ тебѣ огонь! Вонъ какіе ты глаза дѣлаешь.
-- Пожалуйста уймись, Глашенька... Ну, я такъ сказалъ... Ну, я пошутилъ насчетъ огня. Ошибся.
-- Ага! Теперь: ошибся! Но я знаю тебя, волокиту! Конечно, я мѣшаю тебѣ своимъ присутствіемъ, но если-бы ты былъ безъ меня...
-- Да полно, Глафира Семеновна... Къ чему эта ревность?
Супруга умолкла и слѣдила за танцемъ. Дѣвочка ужъ стояла на одномъ колѣнѣ и поводила худенькимъ станомъ, щелкая кастаньетами надъ своей головой. Когда она опять поднялась на ноги, передъ ней запрыгалъ и старикъ, продолжая бряцать на гитарѣ. Онъ подавался корпусомъ то въ одну сторону, то въ другую, кружился, выпяливалъ передъ дѣвочкой свой животъ, что выходило очень комично. Среди публики послышались одобренія. Раздались сдержанныя "viva" и "bravo". Но вотъ старикъ пересталъ плясать и играть, взмахнувъ въ воздухѣ гитарой. Дѣвочка продолжала плясать безъ гитары, постукивая только кастаньетами, сдѣлала одинъ кругъ по двору, подбѣжала къ супругамъ Ивановымъ, встала передъ Николаемъ Ивановичемъ на одно колѣно и приподняла передъ нимъ подолъ своей юбки, кивая ему и прося, чтобы ей что-нибудь положили въ юбку за ея танцы.
-- Вотъ тебѣ... Разсчитывайся...-- сказала Глафира Семеновна мужу.
-- Да надо дать. Только сколько?-- спросилъ онъ.
-- Да дай пезету.
-- Мало, я думаю...
-- Да вѣдь это-же уличные плясуны, нищіе...
-- Ну, все-таки, хоть двѣ пезеты...
И Николай Ивановичъ кинулъ въ подолъ юбки дѣвочки двѣ серебряныя монеты.
Очевидно, щедрость эта была такъ велика, что дѣвочка даже вся вспыхнула отъ радости и глазки ея заиграли. Она бросилась къ старику и показала ему двѣ пезеты. Старикъ, отиравшій въ это время со лба потъ сѣрымъ бумажнымъ платкомъ, тоже радостно улыбнулся во всю ширину своего рта, низко поклонился супругамъ и сказалъ:
-- Грасзіасъ, кабалеро... Аграградеско, сеньора.