Под южными небесами

-- Стало быть, это совсѣмъ, какъ у насъ въ Россіи,-- сказалъ Николай Ивановичъ.-- Наши вагоны тоже не годятся для иностраннаго пути.

-- Да, да... Въ Испаніи вы найдете много похожаго на ваши русскіе порядки,-- кивнулъ докторъ.

-- А въ таможнѣ сильно притѣсняютъ? спрашивала Глафира Семеновна.

-- Я переѣзжалъ испанскую границу почти безъ багажа, но, говорятъ, что испанская таможня самая снисходительная изъ всѣхъ таможенъ.

-- Ахъ, дай-то Богъ...

Но вотъ семафоръ далъ знать, что поѣздъ подходитъ. Вдали отъ Байоны показался дымокъ. Онъ увеличивался и вотъ показался уже несущійся на всѣхъ парахъ локомотивъ. Минута, двѣ и поѣздъ остановился на станціи.

Монахини и чета басковъ съ птицами полѣзли въ третій классъ, супруги Ивановы заняли мѣста въ первомъ классѣ и тотчасъ-же открыли окно. Носильщикъ втащилъ въ купэ ихъ багажъ. Принимая ящичекъ съ бюстомъ мужа, Глафира Семеновна опять выбранилась.

-- Глиняный бюстъ веземъ,-- сказала она доктору, подходя къ окну.-- И еще если-бы бюстъ-то похожій былъ, а то такъ-же похожъ на моего супруга, какъ на чорта. И эту глину мы должны теперь таскать за собой пять-шесть тысячъ верстъ по желѣзнымъ дорогамъ.

-- Однако, вѣдь и ты свой барельефъ везешь. Онъ тоже изъ глины,-- замѣтилъ супругъ.

-- Я и ты! И наконецъ, барельефъ укладистый, а то бюстъ.

Кондукторы забѣгали и стали закрывать купэ.

-- Ну, прощайте,-- сказалъ докторъ супругамъ.-- Счастливаго пути.

-- Прощайте...-- повторила старуха Закрѣпина, подняла свою собаченку, поднесла ее къ окну и сказала:-- Проститесь съ Бобкой-то, поцѣлуйте его. Вѣдь изъ-за него у меня съ вами перебранка-то произошла, когда мы подъѣзжали къ Байонѣ. Помните? Встрѣтились врагами, а разстаемся друзьями. Помните?-- еще разъ спросила она.

-- Какъ не помнить,-- отвѣчала Глафира Семеновна.

-- Вѣдьмой вѣдь вы меня, милушка, тогда назвали, старой вѣдьмой.

-- Бросьте, Софья Савельевна. Вспомните пословицу: кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ. За то теперь мы друзья. Будете въ Петербургѣ, милости просимъ къ намъ.

-- И ко мнѣ въ Москвѣ пожалуйте. Адресъ мой у васъ есть. Со всѣми собаками, моими васъ перезнакомлю. Ну, прощайся, Бобка! Цѣлуй ихъ. Наклонитесь къ нему, душечка, и онъ лизнетъ васъ.

-- Нѣтъ, ужъ я такъ его поглажу. Прощай Бобка.

И Глафира Семеновна тронула собаченку за голову. Тронулъ и Николай Ивановичъ, сказавъ:

-- Прощай, шаршавый!

-- Вотъ ужъ вовсе не шаршавый! Шерстка у него, какъ пухъ...-- обидѣлась старуха Закрѣпипа.

Свистокъ. Поѣздъ тронулся.

-- Прощайте! Прощайте!-- раздавалось съ платформы.

Николай Ивановичъ стоялъ у открытаго окна и бормоталъ испанскія слова:

-- Хлѣбъ -- панъ... женщина -- эмбре... апельсинъ -- наранха... человѣкъ-мужчина -- омбре... Больше пятнадцати словъ знаю.

L.

Направо и налѣво рѣдкій лѣсокъ: чахлые дубки, обвитые плющемъ, сосна, тоже чахлая -- вотъ картины, мимо которыхъ пробѣгалъ поѣздъ. Но вотъ онъ выскочилъ на берегъ моря. Красовался своей голубой далью Бискайскій заливъ, кое-гдѣ виднѣлись бѣлыя пятнышки парусныхъ судовъ. Раздался свистокъ. Подъѣзжали къ станціи.

-- Это Санъ-Жанъ...-- проговорила Глафира Семеновна, сидѣвшая съ книжкой путеводителя Ашета.-- Здѣсь тоже купальное мѣсто и, говорятъ, удивительно дешевая жизнь. У старухи Закрѣпиной тутъ знакомое семейство виллу нанимаетъ и какіе-то пустяки за три мѣсяца платитъ. Мы ѣздили сюда съ ней. Тутъ хорошенькая церковь, хорошенькое кладбище.

-- А отчего-же я-то не былъ?-- спросилъ Николай Ивановичъ.

-- Ты спалъ. Ты вѣдь многое проспалъ.

Въ Санъ-Жанъ поѣздъ встрѣчали дамы съ взрослыми дочками и подростками, нарядныя, но одѣтыя по дачному, безъ шляпъ. Точь-въ-точь какъ у насъ, въ Россіи, на желѣзнодорожныхъ платформахъ дачныхъ мѣстностей. Много было кормилицъ и нянекъ съ грудными ребятишками въ колясочкахъ. Кормилицы были одѣты въ пестрые костюмы французскихъ крестьянокъ и обвѣшаны лентами разныхъ цвѣтовъ. Тутъ были и бретонки, и нормандки, и эльзасски.

Поѣздъ стоялъ минуты три и помчался въ Анде, послѣднюю французскую станцію передъ испанской границей.

-- Только усѣлись и черезъ четверть часа въ другіе вагоны ужъ пересаживаться придется,-- съ неудовольствіемъ сказала Глафира Семеновна, слѣдившая по путеводителю.

-- Да неужели?-- удивился мужъ.-- Стало быть, надо искать въ словарѣ, какъ по-испански зовется носильщикъ.

И онъ развернулъ красненькую книжку французско-испанскаго словаря.

-- Не трудись. И безъ словаря найдется носильщикъ и перетащитъ наши вещи,-- замѣтила ему супруга.

Черезъ минуту онъ произнесъ:

-- Слова носильщикъ нѣтъ, но зато есть слова: отворите мнѣ дверь. Запомни, Глаша: "Абра устетъ ля пуэрта". Извозчикъ -- вочера, а слова чемоданъ -- нѣтъ. Купэ -- берлина. Вотъ это тоже нужное слово: "берлина, берлина".

Морской берегъ скрылся изъ глазъ. Поѣздъ бѣжалъ мимо маленькихъ фермъ съ крестьянами въ красныхъ колпакахъ, работающими въ огородахъ. Стояли голыя яблони и груши. То тамъ, то сямъ коровы и козы щипали траву; попадались маленькія стада овецъ.

-- Анде...-- сказалъ кондукторъ, входя въ купэ, и отобралъ билеты.