Под южными небесами

-- Это марципанъ... Совсѣмъ какъ нашъ марципанъ изъ орѣховъ...-- бормоталъ онъ заплетающимся языкомъ и, положивъ себѣ въ ротъ конфетку, сталъ ее жевать.

Монахъ принесъ изъ буфета три копченыя рыбы въ родѣ нашихъ морскихъ сижковъ и изрядный хлѣбецъ и принялся ихъ ѣсть. Одну изъ рыбъ онъ предложилъ Глафирѣ Семеновнѣ.

-- Нонъ... Мерси...-- рѣзко сказала она, отвернулась отъ монаха, легла на диванъ лицомъ къ спинкѣ и пробормотала про монаха:-- Эка прорва! Вотъ прорва-то! Не можетъ человѣкъ наѣсться.

-- Онъ, душечка, на станціи большую полоскательную чашку винегрета съѣлъ,-- замѣтилъ Николай Ивановичъ.-- Хересу столовый стаканъ выпилъ.

-- Молчи, безобразникъ. Ты такой-же ненасытный, такая-же прорва...-- послышался отвѣтъ.

Поѣздъ несся на всѣхъ парахъ. Глафира Семеновна закуталась съ головой въ платокъ и спала крѣпко. Часа черезъ два была опять большая станція съ продолжительной остановкой на ней -- Бента де Баньосъ. Это была узловая станція. Отъ нея шли желѣзнодорожныя линіи на Сатондеръ и къ португальской границѣ. Глафира Семеновна не просыпалась, хотя на станціи стучали по колесамъ, громыхали ящиками, кричали, переругиваясь другъ съ другомъ. Николай Ивановичъ и монахъ, проснувшись, бѣгали въ станціонный буфетъ и выпили тамъ по большому стакану содовой воды съ коньякомъ. Монахъ принесъ какое-то мѣсиво изъ печеныхъ яблокъ и тѣста на бумажной тарелочкѣ; съѣлъ его и заснулъ.

Остановка на большой станціи Валлядолидъ (главный городъ Старой Кастиліи) промелькнула уже ни для кого незамѣтной. Спали и супруги Ивановы, спалъ и монахъ.

Только на станціи Медина дель Кампо проснулась Глафира Семеновна отъ стука. Ужъ разсвѣло. Горы виднѣлись только издали въ легкихъ очертаніяхъ. Изъ-за нихъ всходило красное солнце. Глафира Семеновна взглянула на спящихъ мужа и монаха и невольно улыбнулась. Николай Ивановичъ совсѣмъ свалился на уткнувшагося лицомъ въ уголъ дивана монаха, обнялъ его за станъ и лежалъ головой на его широкой спинѣ, какъ на подушкѣ. Глафира Семеновна тотчасъ-же открыла двери купэ и вышла на платформу. Изъ вагона третьяго класса вылѣзали жандармы и направлялись въ станціонное помѣщеніе.

"Ну, вотъ... значитъ, горы проѣхали и опасность ужъ кончилась", радостно подумала она, прошлась по платформѣ, напилась ключевой воды, продаваемой дѣвочкой изъ большого глинянаго кувшина, заткнутаго пучкомъ травы, купила себѣ винограду и вдругъ увидала на сосѣднемъ вагонѣ на стеклѣ надпись "туалетъ", чему несказанно обрадовалась.

"Ну, слава Богу! Наконецъ-то можно поправиться, умыться и причесаться", мелькнуло у ней въ головѣ. Она попробовала отворить дверь, ведущую въ отдѣленіе "туалетъ", но дверь была заперта. Подскочилъ услужливый кондукторъ въ плащѣ, вынулъ изъ кармана ключъ, отворилъ отдѣленіе и любезно распахнулъ передъ ней дверь, проговоривъ что-то по-испански.

Глафира Семеновна вошла въ отдѣленіе, а кондукторъ тотчасъ-же захлопнулъ за ней дверь.

Минуты черезъ двѣ поѣздъ тронулся.

-- Ахъ, ахъ! Что-же это! Стойте, стойте! Остановитесь!-- испуганно закричала Глафира Семеновна, бросаясь къ двери, но дверь была заперта. Она хотѣла опустить стекло въ окнѣ, но стекло не опускалось. Изъ окна туалетнаго купэ нельзя было даже ничего видѣть, что происходитъ извнѣ, ибо стекло было матовое.

-- Господи, что-же это такое!-- вырвалось у Глафиры Семеновны и она даже заплакала.

LVIII.

Слѣдующая станція, на которой остановился поѣздъ, была Гомецъ Нарро. Приближались къ Мадриду. Мадридъ отстоялъ уже всего только на 90 километровъ. Вдали можно было видѣть новую цѣпь горъ. Показывались верхушки Гвадорамы, позлащенныя восходящимъ солнцемъ. На этой станціи проснулся и Николай Ивановичъ. Открывъ глаза, онъ къ ужасу своему увидѣлъ, что жены его въ купэ нѣтъ. Онъ выскочилъ на платформу -- но и тамъ ея не было.

"Осталась... на той станціи осталась... Вышла изъ вагона за чѣмъ-нибудь, не успѣла влѣзть въ купэ и вотъ теперь блуждаетъ одна на станціи безъ билета и денегъ на проѣздъ", быстро мелькнуло у него въ головѣ.

-- Кондукторъ! Ma фамъ! У е ма фамъ?-- раздраженно крикнулъ онъ измѣнившимся голосомъ проходившему мимо кондуктору, но тотъ, не останавливаясь, только посмотрѣлъ на него удивленными глазами и пробормоталъ что-то по-испански.

-- Экуте! Ма фамъ!-- закричалъ Николай Ивановичъ сосредоточенно маршировавшимъ вдоль поѣзда двумъ жандармамъ и отчаянно развелъ руками, но жандармы ужъ совсѣмъ не обратили на него никакого вниманія.-- Господи! что-же это?.. Какъ-же она попадетъ въ Мадридъ, если и билетъ ея проѣздной, и всѣ деньги ея у меня? Даже пальто свое, пальто и шляпку не захватила. Ахъ, несчастная! Ну, что тутъ дѣлать?

Показался оберъ-кондукторъ. Николай Ивановичъ бросился къ нему, но тотъ засвисталъ въ дребезжащій свистокъ, дающій сигналъ, чтобы поѣздъ тронулся, и пришлось садиться въ вагонъ. Онъ ужъ на ходу поѣзда вскочилъ въ купэ. Кондукторъ захлопнулъ за нимъ дверь и раздраженно пробормоталъ что-то по-испански.

Николай Ивановичъ былъ въ отчаяніи и принялся будить все еще спавшаго монаха.