Под южными небесами

Памятникъ великому писателю довольно простъ. На каменномъ пьедесталѣ стоитъ бронзовая статуя Сервантеса во весь ростъ. Сервантесъ въ плащѣ со стоячимъ воротникомъ, въ панталонахъ въ обтяжку, въ чулкахъ и башмакахъ. Правая рука держитъ свитокъ, лѣвая опирается на шпагу. Внизу барельефы: Донъ-Кихотъ на Росинантѣ и Санхо на ослѣ отправляются на подвиги, Донъ-Кихотъ стоитъ передъ открытой клѣткой и, прикрывшись щитомъ, вызываетъ льва на бой, и т. д. Надпись гласитъ кратко: Мигуель де-Сервантесъ.

-- Вотъ и памятникъ Сервантесу сподобились видѣть,-- сказалъ Николай Ивановичъ, садясь въ экипажъ.-- Я мальчикомъ былъ, такъ раза два прочелъ Донъ-Кихота. Да какъ! Взасосъ...

Мулъ помчался далѣе, граня экипажемъ булыжную мостовую.

Проѣхали мимо театра, смахивающаго на нашъ петербургскій Михайловскій театръ. Свернули. Выѣхали на площадь де-Оріенте. Вдали возвышался королевскій дворецъ съ рѣшеткой, съ широкими воротами во дворъ. На площади опять памятникъ, окруженный скверикомъ. На высокомъ пьедесталѣ король Филиппъ IV въ видѣ всадника въ доспѣхахъ, на боевомъ конѣ.

Извозчикъ подъѣхалъ ко дворцу (Palacio Real) и остановился у воротъ, показывая жестами супругамъ, что въ ворота, за рѣшетку, на дворъ можно войти.

Глафира Семеновна ужъ выходила неохотно изъ экипажа.

-- Я не понимаю, зачѣмъ намъ такъ подробно зданія осматривать,-- говорила она.-- Даже во дворъ идемъ. Ну, что такое дворъ? Проѣхали мимо, полюбовались зданіемъ и довольно. Я Манзанаресъ хочу видѣть, рѣку Манзанаресъ.

-- Дворецъ-то ужъ надо осмотрѣть,-- проговорилъ Николай Ивановичъ.

Они вошли на дворъ, усыпанный крупнымъ пескомъ и утрамбованный. Дворъ былъ пустъ. Только кое-гдѣ показывался солдатъ. Не видать было даже гауптвахты на обширномъ дворѣ. Пусты были подъѣзды съ колоннами. Зданія дворца расположены двумя скобами. Они прошли къ противоположной воротамъ рѣшеткѣ. Она стояла надъ обрывомъ и сквозь нее открывался видъ на городъ и предмѣстье съ высоты птичьяго полета. Пестрѣли черепичныя крыши, башни, сады, купола.

Глафира Семеновна зѣвнула и сказала мужу:

-- Ничего нѣтъ хорошаго. Больше не будемъ нигдѣ останавливаться. Прямо поѣдемъ на Манзанаресъ.

И вотъ супруги опять въ экипажѣ и огибаютъ вторую половину площади де-Оріенте, раздѣленную скверомъ. Скверъ полукругомъ окруженъ статуями великихъ людей древности.

-- Манзанаресъ...-- приказываетъ извозчику Глафира Семеновна.

Тотъ, обернувшись на козлахъ, бормочетъ что-то по-испански и упоминаетъ раза три Real Museo.

-- Да не надо намъ Реаль Мюзео. Это потомъ... Картины потомъ посмотримъ. А сегодня мы хотимъ видѣть Манзанересъ... Алле... Манзанаресъ!

Извозчикъ покачалъ головой и щелкнулъ бичомъ. На Манзанаресъ ему, видимо, не хотѣлось ѣхать.

Экипажъ свернулъ въ улицу. Потянулись обывательскіе дома съ окнами-балконами. Попадались церкви и часовни, очень невзрачныя по своей архитектурѣ, съ облупившейся штукатуркою, съ потемнѣлыми мраморными статуями мадоннъ въ нишахъ. Статуи почти вездѣ обвѣшаны бумажными цвѣтами, пальмовыми вѣтвями, полинявшими и запыленными цвѣтными лентами. Вотъ казармы съ стоящими у воротъ и сидящими на скамьяхъ солдатами, въ красныхъ панталонахъ и сѣрыхъ пелеринахъ, синихъ фуражкахъ безъ козырьковъ и околышковъ. Вотъ пятиэтажное фабричное зданіе, неоштукатуренное, закоптѣлое, съ высокой дымящейся трубой, съ воротами, охраняемыми сторожами. Слышался шумъ машинъ.

-- Фабрика табачная...-- прочиталъ Николай Ивановичъ на громадной грязной вывѣскѣ, растянувшейся лентой надъ третьимъ этажемъ.-- И по ихнему, по-испански, фабрика фабрикой зовется,-- сказалъ онъ женѣ.-- И табакъ -- также табакъ.

Глафира Семеновна взглянула на зданіе и воскликнула:

-- Батюшки! Да это декорація изъ оперы "Карменъ!" Точь-въ-точь, какъ у насъ въ Петербургѣ на Маріинской сценѣ. Смотри, смотри...-- дергала она за рукавъ мужа.-- Даже и казармы рядомъ. Точь-въ-точь, какъ на Маріинской сценѣ. Должно быть, нашу оперную декорацію прямо съ здѣшней табачной фабрики списывали. Постой... Не выйдетъ-ли сейчасъ Карменъ изъ воротъ? Коше! Кочеро! Арете! Извозчикъ! Остановитесь! Арете.

Она увлеклась до того, что даже тыкала въ спину извозчика зонтикомъ, требуя, чтобы тотъ остановился. Извозчикъ сдержалъ мула, обернулся на козлахъ и съ удивленіемъ смотрѣлъ на нее.

-- Совсѣмъ какъ въ оперѣ Карменъ! То-есть капелька въ капельку...-- продолжала она.-- Не хватаетъ только тореадора. Даже и солдаты-то въ такой-же формѣ, какъ на сценѣ. Николай Иванычъ, да ты видишь?

-- Вижу, душечка, вижу. Но я не понимаю, зачѣмъ мы будемъ здѣсь стоять!-- отвѣчалъ мужъ.

-- Ахъ, какъ похоже! Подождемъ. Можетъ быть выбѣгутъ работницы, сигарочницы...

-- Зачѣмъ-же онѣ будутъ выбѣгать въ рабочую пору? Съ какой стати? Кочеро! Алле!-- махалъ Николай Ивановичъ кучеру и прибавилъ: -- Туда, гдѣ Манзапаресъ.

Опять потащился мулъ. Дорога шла подъ гору. Пришлось тормазить экипажъ. Улица сдѣлалась шире, но мостовая -- хуже. Экипажъ прыгалъ по крупному булыжнику.

-- Серенада...-- указала мужу Глафира Семеновна.