Под кожей – только я

Медсестры и санитарки, которые под вечер совсем сбились с ног, шушукались, что ожидается визит важной персоны. Волнительное ожидание разлилось по всему больничному корпусу, искрами статического электричества передалось даже тем пациентам, которые давно не проявляли никакого интереса к происходящему вокруг. И лишь Тео, единственный из всего корпуса, которого, как выяснилось, предстоящее событие касалось напрямую, оставался спокоен. Он не ждал никаких перемен.

В распахнутое настежь окно влетел слабый, едва уловимый запах глицинии, неуместный, избыточный, непостижимый здесь, в унылом лепрозории, посреди выжженной солнцем степи. Тео устало закрыл глаза. В коридоре послышались оживленные голоса и шум шагов. Среди шарканья множества ног Тео сразу же безошибочно узнал ее шаги. Сердце в его груди запнулось, и стало испуганной птицей биться в ребра.

Почтительно придерживая дверь палаты, доктор Ори, непрерывно склоняясь в мелкие поклоны, как заводная игрушка, пропустил вперед Ли Чи, прекрасную и безупречную. Она прижимала к лицу белоснежный платок, который источал тонкий аромат глицинии.

Тео хотелось вскочить с кровати, отбросив замызганное, провонявшее одеяло, и зарыдать от счастья и облегчения. Но затем на краткое мгновение он увидел себя ее глазами: жалкого калеку, распятого на продавленной кровати. На фоне застиранных казенных простыней его лицо выделялось потусторонней, синюшной бледностью. Голова обрита — неряшливо, неровно, на затылке торчат рваные клочки. «Нет, нет, не смотри! Не смотри, пройди мимо!» — мысленно взмолился Тео.

Ли Чи быстрым взглядом обвела палату, скользнула по лицу Тео и остолбенела.

— Кто это? — бесцветным голосом спросила она. — Не похож на местных.

— Воспитанник номер 765882, — сверившись с обходным листом, деловито пояснил доктор Ори. — Случай совершенно нетипичный и довольно запутанный. Поначалу демонстрировал вызывающее неповиновение принятым в лагере порядкам, и даже озвучивал совершенно курьезные фантазии… Но затем, оказавшись в благотворной атмосфере, показал добрую волю к перевоспитанию в духе мудрых традиций и законов Великой Империи. Однако, учитывая его мутную историю, перед финальным заключением об освобождении начальник лагеря постановил провести ряд медицинских процедур, призванных проверить его благонадежность. На самом деле при обычном раскладе это вмешательство не причиняет пациенту никакого вреда: мы просто сканируем воспоминания, выстраиваем связи привязанностей, выявляем потенциально опасные моменты, слегка — кхм — подчищаем и заносим в информационную базу. Однако здесь всё с самого начала пошло не по протоколу.

Ее зрачки расширились, залив радужку черным. Тео хорошо знал этот взгляд. Ли Чи была в ярости.

— Что вы имеете в виду?

— Воспитанник номер 765882 сопротивлялся проникновению в сознание. Сопротивлялся отчаянно и упорно.

— Разве процедура проходит не под глубоким наркозом?

— В том-то и дело, что согласно новейшей методике применяются только легкие седативные препараты. Это заметно упрощает проникновение.

Слушая рассказ доктора Ори, Ли Чи разглядывала Тео со странной смесью презрения, сожаления и злости. Так в старом фильме, который любил пересматривать Вольф, красивый брюнет с холеными усиками смотрел на своего любимца, гнедого ахалтекинского скакуна, который, споткнувшись под ним на скачках, не взял барьер и серьезно повредил ногу, перед тем, как пристрелить его. В этом взгляде не было сострадания — лишь обида и недовольство избалованного ребенка, сломавшего занятную игрушку, которая еще не успела наскучить. Тео протянул тонкие нити к сознанию Ли Чи и не встретил привычного защитного барьера. Она методично просчитывала ходы большой шахматной партии, где на кону стояла Ганза. По праву наследования Тео должен был стать следующим мессером, и в руках Ли Чи он был удобной пешкой. Но его побег спутал все планы. После нескольких сорванных телефонных переговоров Вольф Вагнер заподозрил неладное и угрожал полным разрывом дипломатических связей. Она перетряхнула пол-империи, ее люди нашли бы даже черную кошку в темной комнате. Но никому бы и в голову не пришло искать избалованного мальчишку здесь, в лагере перевоспитания, где коновалы превратили его в овощ, живой труп. Теперь, когда Вольф уже не стоял на пути, а Лукас слушался каждого ее слова, мертвым Тео был, пожалуй, даже более полезен, чем живой. Хотя… Все же стоило придержать эту фигуру на случай, если придется в решающий момент сделать внезапный ход конем. Потому что ее противник умен, необычайно умен. И опасен.

Обессилев, Тео закрыл глаза и отключился от потока чужого сознания. Продавленная больничная кровать медленно засасывала его разбитое тело, как росянка — увязнувшую в ядовитом сиропе мошку.

— Уби-и-и-и! У-у-у-би-и! — раздался вопль с соседней кровати, высокий и протяжный, как крик экзотической птицы. Ли Чи брезгливо поморщилась.

— Так или иначе, это всего лишь мальчишка. Как он мог сопротивляться?